
Внимание!


@темы: Привет
Автор: HelenRad
Бета: мухомурчонок
Размер: макси
Пейринг: СС, ЛМ, РМ, ДП, ЛЭ, СБ, ББ, ТР и другие
Жанр: военные приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: мне всегда было интересно, что будет, если вдруг канонные "светлые" и "тёмные" окажутся на одной стороне. Кроме того, невозможно устоять перед таким артом Kedro Boiz, с которого началась эта история, и которым она закончится)))
Предупреждение: АУ, смерть персонажа




Эту историю хочется подарить SnowBlues с обещанием, что всё будет хорошо. Обязательно будет)))
1 часть
2 часть
3 часть
4 часть
5 часть
6 часть
7 часть
8 часть
9 часть


Эпилог. Северус. 1945 г.Эпилог. Северус. 1945 г.
Северус проснулся на рассвете и долго не открывал глаза, наслаждаясь чистотой постели и тишиной. Он уже успел забыть, как это может быть здорово, и до сих пор его не покидало чувство нереальности происходящего. Будто это просто сон, а в реальности ничего не изменилось — тот же барак, те же вышки с автоматчиками, те же цепные псы и лающая речь бесконечных приказов: «Стоять!», «Руки вверх!», «Не двигаться!» Как же, оказалось, быстро можно привыкнуть к плохому, а отвыкать...
В ушах всё ещё шумели двигатели «Бьюфатера» — впервые Северус летел пассажиром и чувствовал себя от этого отвратительно. Остальные его товарищи по плену остались в Бресте, чтобы вернуться домой морем, и лишь на Северуса был «специальный запрос» из штаба. Когда стало понятно, что за этим запросом стоит Люциус, на душе стало тепло и спокойно — его ждали, несмотря ни на что. Северус отбросил одеяло и уселся на кровати, глядя в окно. Ему требовалось решить, что делать дальше.
От Люциуса он уже знал, что Рей выбрался из той заварухи живым и даже здоровым, а теперь поселился в Уике, только вот понять, как на это реагировать, не получалось. Уж самому себе Северус мог признаться, что боялся определённости. Чего стоят признания, сказанные в лагере, когда каждый день мог стать последним? Рей просто тянулся к близкому человеку, а то, что их сбили в одном бою, лишь добавляло остроты в отношения — так потерпевшие кораблекрушение стараются держаться вместе, в поисках хоть какой-то стабильности. Северус умылся и тщательнее, чем обычно, оделся, прежде чем выйти из комнаты.
— Доброе утро, Северус. Кофе будешь? — Нарцисса улыбнулась ему, как близкому родственнику, и, не дожидаясь ответа, поставила на стол изящную чашку. — Пожалуйста.
С продуктами в Лондоне было хуже, чем в Уике, или это давали о себе знать военные лишения, но поджаренный хлеб с джемом вызвал у Драко бурю восторга. Он вежливо поздоровался и уселся за стол, на правах взрослого.
— Через неделю будет приём в честь нашей победы, вы пойдёте? — улыбнулся он Северусу. — Если что, то отец может помочь с пригласительным билетом.
— Драко, мне кажется, что приглашать Северуса — это моя привилегия, — Люциус не утратил свою способность появляться в нужном месте в нужное время.
— Но ты ведь всё равно хотел его пригласить?
— Разумеется, — Люциус уселся напротив Северуса и поинтересовался: — Какие у тебя планы?
Кажется, он ждал, что Северус немедленно сорвётся в Уик, поэтому на его лице и мелькнуло разочарование, стоило ему услышать:
— Поеду в Коукворт.
— К родителям?
— Да. И, наверное, навещу Петунью.
Улыбка покинула лицо Люциуса:
— Это да... вам есть о чём поговорить. А потом возвращайся, приём обещает быть очень интересным, — Люциус задумчиво покрутил в пальцах чашку. — А ты ещё не решил, где хочешь служить?
— Ещё нет.
— Я могу порекомендовать тебя в любую часть, а если захочешь, то составлю протекцию в штабе.
В этом был весь Люциус — колпак Санта-Клауса был бы ему к лицу.
— Спасибо. Но штабная работа всё-таки не для меня.
— Я помню. Только небо может тебя привлечь.
Северус улыбнулся.
— Именно. Я приеду на приём.
— Хорошо. А когда уедешь?
— Сегодня.
Почему-то пользоваться гостеприимством Люциуса было неловко. Да и вообще Северус никак не мог почувствовать себя уместным и окончательно вернувшимся, когда мыслями всё ещё был там — на девяти досках нар стылого барака.
Возражать Люциус не стал, и сразу же после завтрака Северус отправился на железнодорожный вокзал. В мыслях по-прежнему был полный раздрай. Только сейчас до него дошло осознание смерти Лили, и он цеплялся за эту боль, свидетельствующую о том, что он сам ещё жив, хоть и опустошён. Подумать только, там, в лагере он переживал за Люциуса, Фрэнка, Артура и даже подумать не мог, что это будет Лили. Весёлая, сильная, понимающая, добрая — сейчас она казалась ему самой лучшей, и он ненавидел себя за то, что никогда ей об этом не говорил.
Поезд, как нарочно, останавливался на каждой станции, и мысли медленно начинали упорядочиваться. Надо будет пообещать Петунье перечислять половину жалования для сына Лили, чтобы хоть так...
Мать бросилась ему на шею со слезами, позабыв о своей привычной сдержанности и чопорной сухости. Северус прижал её к себе, глядя поверх её макушки на отца.
— Здравствуй, сын...
Как же он постарел!
— Здравствуй, отец.
Тобиас неловко потоптался рядом и вдруг тоже приобнял Северуса, после чего быстро отпрянул, будто обжёгся. Но для него это был просто верх нежности.
— Герой... наш... — Тобиас прокашлялся. — Ты это... знай... мы тебя ждали... и гордились... ага... соседи вот не дадут соврать.
Чтобы сгладить неловкость, Северус принялся доставать из вещевого мешка консервы, заботливо упакованные Люциусом, и серый армейский хлеб. Похоже, это был лучший подарок, потому что мать даже забыла про слёзы и начала прятать консервные банки подальше в шкаф.
Северус вышел на крыльцо покурить и удивился, что отец не только последовал за ним, но и закурил, задумчиво глядя на серое от низких облаков небо.
— А подружка твоя того... погибла.
— Я знаю, — Северус на мгновение сжал кулаки.
— Малец у неё остался, — Тобиас тяжело вздохнул. — Я-то до последнего думал, что твой, но нет... подрос и на отца стал походить. Глаза только её и смотрят так же.
— Я знаю...
— Эх, да кабы ты знал! Была бы она жива, нашла бы парнишке отца со временем, чтобы не бедовал, а так... кому он нужен стал?
— А Петунья что?
— Так всё равно это... своя рубашка ближе к телу-то, кто бы что ни говорил. Нет, ты не подумай, она старается, только всё равно мальчишка растёт, как трава у забора.
Тобиас ещё раз затянулся и долго тушил брошенную сигарету, втаптывая её в грязь. Северусу вдруг стало невыносимо тоскливо.
— Отец, я пойду прогуляюсь... к реке.
— Иди... отчего ж не прогуляться?
Северус уселся на пень, бывший когда-то раскидистой ивой, и принялся бросать в воду мелкие камешки. Слова отца разбудили в душе какое-то непонятное чувство, и ещё почему-то было стыдно за то, что идти к Петунье не хотелось, а особенно не хотелось смотреть в глаза, похожие на глаза Лили. Хотя, конечно, ребёнок его точно не узнает.
— Ты что здесь делаешь?
Перемазанный мальчишка вылез из кустов и тонким прутом принялся хлестать по стеблям травы, сбивая их.
— Сижу, — пожал плечами Северус. — Нельзя?
— Вообще-то, это мой пень, но тебе можно. Ты ведь герой.
А Северус уже и забыл о двух крестах, которые заставил его надеть Люциус «на всякий случай». Кто ж знал, что случай будет таким. Северус пристально взглянул на мальчишку и обомлел: глаза, упрямо поджатые тонкие губы, характерный овал лица... сомнений быть не могло.
— А ты Гарри?
Мальчишка удивился:
— Да. А откуда ты меня знаешь?
— Потому что я знал твоих родителей, а ты очень на них похож.
Северус смотрел на удивлённо распахнувшиеся глаза своего прошлого и чувствовал, как сжимается сердце. Мальчишка бросил прут и подошёл поближе, заглядывая Северусу прямо в глаза:
— Правда?
— Да. Мы с Лили дружили с детства... с Джеймсом тоже, но уже позже. И я даже держал тебя на руках, когда ты был очень маленьким.
Северус не умел обращаться с детьми и точно не знал, что делать, когда ребёнок вдруг бросается на шею и доверчиво обнимает. Впрочем, мальчишка тут же смутился своего порыва и даже отошёл на шаг, старательно заводя руки за спину, видимо, чтобы избежать искушения.
— А ты почему здесь один ходишь? — Северус решил заговорить на нейтральную тему.
— С Дадли поругались, — мальчишка досадливо махнул рукой. — Варенье мы с ним вместе ели, а когда нас поймали, то он не признался, и тётушка меня мокрой тряпкой по заднице отходила.
— Больно?
— Обидно, — насупился Гарри. — И нечестно. И варенья в той банке было всего-то на самом дне.
Северус вспомнил свои детские беды и подвинулся, уступая мальчишке часть пня.
— Садись.
Уже через час они разговаривали, как старые приятели, и Северус вдруг почувствовал, что пружина, которая была скручена у него где-то внутри, медленно разжимается, и даже дышать становится легче.
— А ты где живёшь? — вдруг спросил Гарри.
— В соседнем доме.
— Врёшь ведь! Там только старый Тобиас живёт, и его строгая жена. Я раньше его боялся, а он потом ничего такой оказался. Даже как-то раз печенье дал. И леденцы с ярмарки приносил.
— Это мои родители.
— Да ну! Ни капли не похожи. Вот про меня говорят, что «одно лицо», а ты со стариком Тобиасом — два разных. Глаза только на его жену похожи... цветом. А ты у них жить будешь?
— Нет. Я же лётчик. Я в часть вернусь и буду жить на авиастанции.
— Правда? — зелёные глаза восторженно заблестели. — А с тобой можно?
— Куда?
— На авиастанцию. Я хороший. Честно. Я даже самолёты мыть буду, если надо.
Северус рассеянно кивнул, вспоминая, как они с Поттером мыли эти самые самолёты.
— Спасибо! Спасибо огромное! Я сейчас только тётушке скажу и вернусь! — Гарри отбежал, а потом вдруг остановился: — Как, ты говорил, тебя зовут? Сев?
— Северус.
— Се-ве-рус! — прокричал мальчишка, скрываясь в кустах.
Почему-то без него сразу стало как-то пусто. Северус ещё недолго посидел, а когда солнце вдруг выглянуло из-за туч, засобирался домой. Проходя мимо дома Петуньи, он решил зайти объясниться, а то ребёнок мог наболтать всякого.
— Привет, Северус, — под взглядом Петуньи он почувствовал себя провинившимся ребёнком. — Надо поговорить.
Она отправила Гарри и своего сына на улицу и, закрыв плотно дверь, отправилась на кухню. Северусу ничего не оставалось, как последовать за ней.
— В общем-то, не скажу, что удивлена — вы с Лили всегда были друг за друга. Но всё равно я должна тебя спросить. Ты хорошо подумал? Конечно, твоё предложение нам сейчас как нельзя кстати — мальчики растут, и мне их просто не прокормить, но ты должен знать, на что идёшь. Ребёнок неспокойный и постоянно норовит куда-то влезть, и тянет за собой моего Дадлика. Но зато за его будущее можно не волноваться — мистер Малфой кладёт на его счёт какие-то деньги, и когда Гарри вырастет, то будет обеспечен, но пока...
Петунья говорила сбивчиво, захлёбываясь словами, но всё равно смысл до Северуса доходил. Пусть и медленно.
— Постой! Так ты мне его отдаёшь?
— Конечно! Говорю же тебе — кормить нечем. Да и вообще мужская рука ему нужна, а Вернон еще год или два будет служить в Африке. Он же у меня совсем избалуется...
Северус опешил. Получалось, что ему сейчас вот так просто отдавали ребёнка Лили? Как щенка или как вещь?
— Я его забираю прямо сейчас!
— Ну, разумеется, только дай им попрощаться с Дадли, они как-то... сдружились, что ли, — Петунья приложила к совершенно сухим глазам платок. — Надеюсь, ему у тебя будет хорошо.
Северус вышел на крыльцо, чувствуя, что у него трясутся руки, а Гарри бросился ему навстречу:
— Скажи ему, что это правда! Скажи, что я буду жить на авиастанции!
У Северуса хватило сил, чтобы только кивнуть:
— Да.
Второй мальчишка посмотрел на Гарри с откровенной завистью, а потом выпалил:
— А я тоже буду лётчиком, понял?
— А я раньше!
Появление Петуньи оборвало этот нелепый спор. Гарри проскользнул мимо неё в дом и вышел оттуда, гордо держа в руках модель «Спитфайра».
— Прощайтесь, мальчики, — объявила Петунья, снова прикладывая к глазам платок.
Мальчишки потоптались рядом друг с другом, пожали руки, и Гарри подошёл к Северусу:
— Пойдём?!
Теперь уже Северус не успевал за стремительно меняющимися событиями, но отступать не собирался. Он стиснул горячую ладошку Гарри и повёл его домой, спиной чувствуя взгляд Петуньи.
Эйлин всплеснула руками и снова расплакалась, а вот Тобиас, казалось, ничуть не удивился:
— Ты это... молодец, сын. А Гарри быстро вырастет... и ещё за тобой приглядывать будет.
И пусть Северус чувствовал себя немного неловко, он знал, что поступил правильно, и Лили бы сейчас точно была им довольна. А притихший Гарри прижимался к его боку и не выпускал его руку из цепкого захвата.
— Утром мы уедем в Лондон, а после приёма в честь победы — в часть.
С Северусом никто не спорил.
В Лондоне он снял маленький номер в гостинице. Можно было бы, конечно, остановиться у Люциуса, но почему-то казалось очень важным провести время с Гарри. Себе Северус объяснял это тем, что им надо друг к другу привыкнуть, но в глубине души понимал, что ему это нужно не меньше, чем ребёнку, потому что рядом с Гарри он чувствовал себя живым и по-настоящему нужным. Словно в его жизни вновь появился утраченный смысл.
Утро в день торжественного приёма выдалось солнечным, но прохладным. Северус усадил Гарри себе на плечи, чтобы не потерять в толпе, и отправился смотреть смену караула у дворца. Гарри вертелся, поминутно вскрикивая, невольно заставляя вспомнить слова Петуньи о его невоспитанности. Ну и чёрт с этими нормами! В конце концов, хорошее воспитание ещё никому не помогло выжить.
— Северус! — Драко, в форме курсанта авиашколы, дёргал Северуса за рукав, потрясённо разглядывая Гарри. — Не может быть!
Драко протянул руки и, помогая Гарри спуститься на землю, прижал его к себе:
— Как ты вырос, балбес!
— Сам балбес... Драко.
— Он меня узнал? Представляете?! Узнал!
Они так откровенно радовались друг другу, что Северус не стал препятствовать, когда мальчишки уселись отдельно от него и стали болтать, будто и не расставались. Северус решил, что это очень удачная встреча и можно будет попросить Драко побыть с Гарри, пока длится приём. Да и самому уже пора навестить Люциуса и напомнить об обещании отправить его куда-нибудь в часть. Благодаря его связям была возможность попасть туда, где ребёнок не будет помехой.
Конечно же, Гарри не возражал пойти в гости к Драко, а Нарцисса, когда узнала о том, что Северус забрал ребёнка себе, расплакалась. Наверное, от умиления или ещё от чего-то такого, свойственного женщинам. Люциус просто пожал руку и сообщил, что так будет лучше для всех.
Приём был назначен на вечер. Северус чувствовал себя немного нелепо в парадной форме, но когда увидел в такой же форме Люциуса и Бель, то перестал волноваться. Всё было правильно. Их проводила Нарцисса, прижимая к себе дочку Беллатрикс. Девчонка явно отличалась вздорным нравом мамаши и успела выдернуть у Северуса клок волос, когда он просто хотел проверить, какого цвета у неё глаза. Муж Бель ждал их в машине, и в его компании Северус отчего-то почувствовал себя крайне неуютно.
Огромный зал был переполнен, и у Северуса зарябило в глазах.
— Сев?
Рей стоял всего в шаге от него, и Северус не мог разобрать его эмоций — радость, смущение, восторг, настороженность, боль...
— Сев! — он всё-таки сделал этот проклятый шаг, стискивая Северуса в объятьях. — Сев!
В этот момент толпа взревела, приветствуя членов королевской семьи, и поняв, что до них никому нет никакого дела, Северус увлёк Рея к окну, где можно было хотя бы просто поговорить.
— Ты как?
— Хорошо, а ты?
— Тоже. Забрал себе ребёнка Лили. Хороший парень. Только очень активный.
— Молодец.
Они замолчали. Северус мучительно подбирал слова, не зная, что ещё сказать, а Рей... Рей просто смотрел на него. Смотрел так, будто не было последнего года, будто завтра им снова предстоит шагнуть в неизвестность, а поэтому сегодня можно всё. Совсем всё. Ведь завтра у них уже может и не быть. Северус поёжился, а Рей вдруг подхватил его под руку и куда-то потащил. Непонятно как, но они оказались на балконе, очевидно, предназначенном для курения.
— Сев, ты — идиот! — выдохнул Рей, стискивая его руку так, что побелели пальцы. — Ничего ведь не изменилось! Ничего, понимаешь?
— Нет... не понимаю.
— Я и говорю — идиот, — Рей вдруг с явным облегчением засмеялся. — Видел бы ты себя. Ты уже получил назначение?
— Ещё нет.
— Давай быстрее, чтобы мы вместе поехали в часть. Меня отпустили только на два дня. В доме есть отличная детская...
— Я знаю.
— Ребёнку там точно понравится. И до авиастанции рукой подать. Можно будет ночевать дома.
Для Рея уже всё было решено, но Северус так не мог.
— Погоди, но мы же ещё ничего не решили...
Но Рей в ответ только фыркнул:
— Не выдумывай! Мы всё уже решили год назад, а сейчас просто начинаем это воплощать. Вот увидишь — тебе понравится. Там даже собака есть. Чёрная, мохнатая, очень умная. Мы с ней говорили о тебе.
— Это кобель, — поправил Северус. — Бродяга.
— Люциус так и сказал. У тебя много вещей?
Северус мог только покачать головой, а Рей принялся с воодушевлением описывать Уик, его холодное море, скалы, тихий шёпот волн в полосе прибоя, крики чаек, солёный ветер. Будто Северус о таком и не догадывался. Или Рей имел в виду что-то другое?
— А через месяц мы с тобой поедем на выпуск Драко, он обещал показать какой-то финт Вронского, и всё у нас будет хорошо...
В то, что абсолютно всё будет хорошо, Северус не верил, но даже если хорошо будет хотя бы наполовину, то это стоило попробовать. Непременно. И почему бы не начать сейчас, когда на площади яркими цветами расцветают фейерверки в честь великой победы, а губы саднит от поцелуев?
Конец

@темы: Севолюц, Фики мои, Фандомное, Снежная история, Снейсибер, Когда растает снег
Автор: HelenRad
Бета: мухомурчонок
Размер: макси
Пейринг: СС, ЛМ, РМ, ДП, ЛЭ, СБ, ББ, ТР и другие
Жанр: военные приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: мне всегда было интересно, что будет, если вдруг канонные "светлые" и "тёмные" окажутся на одной стороне. Кроме того, невозможно устоять перед таким артом Kedro Boiz, с которого началась эта история, и которым она закончится)))
Предупреждение: АУ, смерть персонажа


Эту историю хочется подарить SnowBlues с обещанием, что всё будет хорошо. Обязательно будет)))
1 часть
2 часть
3 часть
4 часть
5 часть
6 часть
7 часть
8 часть


читать дальше***
Как и предсказывал Люциус, последствием высадки десанта в Нормандии стал новый шквал атак на Лондон. И на этот раз противник использовал самолёты-снаряды Фау-1. Гитлер хвастливо назвал их «оружием возмездия», и отчасти его радость была оправдана — уничтожить такую цель в воздухе было гораздо сложнее, чем бомбардировщик. После захвата пусковых площадок в Па-де-Кале немцы стали запускать Фау-1 с летящих бомбардировщиков, чаще всего «Хейнкель». Но они были уже привычной целью, и сложность заключалась лишь в их перехвате до пуска Фау.
Помимо того, что самолеты-ракетоносцы могли осуществлять запуски ракет с неожиданных направлений, вводя в заблуждение систему противовоздушной обороны Британии, так ещё и действовать предпочитали по ночам и на малых высотах, чтобы избежать обнаружения радарами. Бомбардировщик приближался к Британии и пересекал линию побережья на малой высоте, экстренно набирал высоту, запускал ракету и быстро снижался. И всё-таки эта тактика была ненадёжной: помимо того, что «Хейнкель-111» сам по себе был устаревшей машиной, яркая вспышка включившегося двигателя ракеты демаскировала носитель в ночной темноте. Да и, в общем, воздушные запуски оказались менее надёжными.
Но как бы там ни было, Люциус хвалил себя за то, что удачно вывез семью подальше от опасности — в Лондоне продолжали рушиться дома и гибнуть люди, но к осени должно было стать полегче. Союзные бомбардировщики планомерно разрушали промышленные предприятия противника, делая массовое производство Фау-1 невозможным.
Лондонцы называли Фау-1 «жужжащими бомбами» из-за характерного звука, издаваемого пульсирующим воздушно-реактивным двигателем. Люциусу казалось, что этот звук он не забудет никогда — настолько сильно он отзывался в душе. Но переживания во время атак не шли ни в какое сравнение с теми, что терзали Люциуса при изучении списка погибших. Этот еженедельно обновляемый список был засекречен, и взглянуть в него позволял Риддл. Его мотивов Люциус так и не понимал, но это совершенно не мешало испытывать благодарность.
Приходить в кабинет Риддла вечером пятницы уже успело стать доброй традицией. Список обычно, будто случайно, оказывался под стопкой рабочих бумаг, знакомство с которыми входило в обязанности Люциуса. И каждый раз Риддл что-то сосредоточенно писал, не поднимая взгляда от своей записной книжки, и только когда Люциус вставал из-за стола, бросал несколько ничего не значащих фраз, прежде чем заговорить о деле.
В этот раз традиция была грубо нарушена. Во-первых, никаких бумаг на секретере не оказалось, а во-вторых, Риддл протянул Люциусу незапечатанный конверт.
— Это вам, мистер Малфой. От Беллатрикс.
Сердце сжалось от нехороших предчувствий, а когда Люциус прочитал короткую записку, он уже был уверен в том, что произошло что-то страшное. Люциус поджёг тонкий лист бумаги, зачем-то прикурил от него и медленно опустился в кресло. В голове на разные лады билась фраза Бель: «Люциус, пожалуйста!»
— Что с ним?
Люциус не узнал свой голос, а Риддл, кажется, не понял вопроса:
— С ним? О ком вы?
— Вы прекрасно знаете сами. Что с ним? — с нажимом повторил Люциус, непроизвольно сжимая кулаки.
Если Риддл и хотел его подразнить, то почему-то передумал. Он протянул Люциусу сложенный вчетверо список погибших и тихо сказал:
— С ней, мистер Малфой. Это случилось с ней. Номер двести сорок четыре.
Люциус смотрел на листок и не мог разобрать ни единого символа. В голове шумело, как после хорошей попойки, а в глаза словно кто-то насыпал песок. Взять себя в руки удалось не сразу, но он сумел себя заставить, чтобы прочитать: «244. Поттер Л. 1914-1944».
Теперь сразу всё встало на свои места, и мгновенное облегчение — не он! — сменилось тяжестью осознания потери. Люциус зажмурился. Сколько можно?! Почему она?..
— Беллатрикс просила вас сообщить сестре Лили. Она не может.
Люциус неожиданно для себя рассмеялся, но смех оборвался так же внезапно, как и начался, и когда он коснулся губами протянутого бокала, то заметил, что губы дрожат. Проклятье! Конечно, Люциус сообщит! И сестре Лили, и Нарциссе... и Фрэнку с Алисой, и Северусу. Боль мешала вздохнуть, но Люциус стиснул зубы.
— Я сообщу, — мрачно пообещал он. — Прямо завтра. Как это произошло?
Беллатрикс, видимо, подробно рассказала Риддлу о нелепой случайности, которая привела к гибели Лили, и Люциус вдруг представил, как тот её утешал. Поверить, что холодный и расчётливый Риддл на такое способен, было непросто, но ведь он исполнял волю Бель, а значит... Люциус вздохнул — всё-таки война меняла людей до полной неузнаваемости. Риддл неожиданно показался таким человечным, что Люциус не выдержал:
— А про них вам что-нибудь известно?
Объяснять, про кого он спрашивает, не потребовалось. Люциус заметил, как у Риддла дёрнулась щека, прежде чем он покачал головой:
— Нет.
— Пожалуйста...
Люциус не успел озвучить свою просьбу, а Риддл его уже перебил:
— Да. Сразу же, как узнаю.
Пожалуй, впервые Люциус пожал Риддлу руку, благодаря от души.
***
В Коукворт поезд прибыл на рассвете, и Люциус решил обойтись без кэба, чтобы прогуляться и собраться мыслями. Впрочем, на станции никаких кэбов и не было — очевидно, местные жители не жаловали этот способ передвижения. Адрес написала Бель, и Люциус несколько раз доставал записку, чтобы убедиться, что петляющая вдоль реки улочка та самая. А потом он вдруг понял, что где-то здесь жил Северус — может, даже в том доме с закопченной стеной! — и у Люциуса появился исследовательский интерес.
Сестру Лили звали Петунья, и если бы Люциус не сталкивался с непохожестью Нарциссы и Бель, то решил бы, что ошибся адресом. Она пристально разглядывала его, явно пытаясь сообразить, что его привело, а потом вдруг зажала рот рукой и приглушённо вскрикнула:
— Лили?!
В её взгляде были и ужас, и боль, и растерянность, и какое-то детское разочарование, а когда она вздёрнула подбородок, неуловимо становясь похожей на Лили, Люциус выдохнул:
— Погибла. Нелепая случайность. Вышли на противника, ошибочно приняв их за своих. Неисправность радара. Бывает. Поздно поняли.
Слова падали тяжело, как камни, и были такими же неподъёмно тяжёлыми. Петунья не плакала. Она нервно теребила угол шали, наброшенной на плечи, а взгляд её был совершенно пустым. Потом она словно опомнилась и предложила Люциусу войти в дом. Это совершенно не соответствовало его планам, но отказать почему-то было слишком неловко.
За столом над пустыми тарелками сидели двое мальчишек и настороженно смотрели на Люциуса. Гарри он узнал сразу по тёмным волосам и ярко-зелёным глазам, так похожим на глаза Лили. Второй мальчишка — блондин, как Петунья — казался немного крупнее, но был таким же худым. Люциусу стало немного обидно оттого, что Гарри его не узнал. Хотя чего он хотел? Последний раз он видел сына Лили больше двух лет назад, ему тогда было около пяти лет, а в этом возрасте память у детей очень короткая.
— Идите гулять, — шикнула на мальчишек Петунья. — Нам с господином офицером поговорить надо.
— Папа, да? Папа?! — едва слышно выдохнул блондин.
— Нет, Дадли! Не приставай к человеку.
Слушались мальчишки беспрекословно и, передвигаясь бочком, быстро покинули кухню. Когда хлопнула входная дверь, Петунья тяжело опустилась на стул и, спрятав лицо в шали, расплакалась. Совершенно беззвучно и безнадёжно. Люциус погладил её по вздрагивающим плечам и тихо сказал:
— Беллатрикс не хотела, чтобы вам об этом сообщали чужие люди. И я тоже. Правда, я не знаю, чем могу помочь.
— Вернон ушёл на фронт, — глухо заговорила Петунья. — Родители умерли... друг за другом. Я осталась с ними одна... совсем одна.
— Вам нужна помощница по хозяйству, — Люциус стиснул ледяную ладонь Петуньи. — Позвольте, я буду оплачивать её услуги?
— Я справлюсь, — она вытерла лицо и снова вздёрнула подбородок. Если бы не дрожащие губы, в её силу можно было бы поверить. — Мне помогают соседи. А если вам некуда девать деньги, то могли бы открыть счёт на имя Гарри. Когда-нибудь он вырастет, и эти деньги ему пригодятся.
— Я могу избавить вас от обузы, — тихо предложил Люциус.
— Нет, — Петунья поджала губы. — Он не обуза.
Люциус ощущал себя бестактным, но это не мешало чувствовать ответственность за осиротевшего ребёнка. Поэтому он продолжил:
— На что вы живёте?
— Лили отдавала мне всё своё жалование, а я никогда не была транжирой, кроме того, Вернон тоже присылает. Нам хватает, — Петунья с достоинством расправила плечи.
Люциуса всегда восхищала сила духа, о чём он и сообщил Петунье. Она впервые за разговор улыбнулась:
— Скажете тоже... это Лили у нас была сильной, а я так... — она устало махнула рукой. — Но если вы и в самом деле так думаете, то может, не откажете мне в просьбе?
Люциус поощрительно кивнул, гадая, о чём она его попросит, и мысленно прикидывая, в какую сумму это может вылиться. Петунья снова попыталась улыбнуться, но у неё не вышло.
— Господин офицер, к сожалению, я не знаю, как к вам обращаться...
Люциус обругал себя за то, что на войне совершенно забыл о приличиях и элементарной учтивости.
— Мистер Малфой, к вашим услугам.
Петунья вымученно улыбнулась и попыталась изобразить книксен.
— Мистер Малфой, если вы хотите сделать что-то для меня, то, пожалуйста, пообещайте одну вещь.
Заинтригованный Люциус медленно кивнул:
— Всё, что вам будет угодно.
Не потребует же она чего-то немыслимого?! Петунья несколько раз нерешительно взглянула на Люциуса и выдохнула:
— Я хочу, чтобы Дадли стал лётчиком! — она пару мгновений молчала, будто ждала возражений, а потом горячо заговорила: — У нас в городке не пробиться до самой смерти, а какие-то университеты нам недоступны, да и наукам с детства надо учиться.
— Летать тоже надо учиться, — улыбнулся Люциус.
— Да кто ж спорит? Но это можно и не с детства. Снейп же смог! Такой вечно был замарашка в материной блузке, а каким стал? Я ж его в последний раз когда увидела, даже не сразу узнала!
Упоминание Северуса вызвало целый шквал эмоций — от иррационального умиления до боли в позорно дрогнувшем сердце. Думать о том, где сейчас Северус, и что с ним происходит, было невыносимо тяжело, и Люциус привычно спрятал эти мысли в самые дальние закоулки сознания. Он подумает об этом потом, после возвращения Северуса.
— Он, наверное, сильно переживает из-за Лили? Они были близки, — Петунья болезненно поморщилась. — Не в том смысле близки, что люди болтали. Они дружили. И, наверное, он её даже любил, ну, знаете, как это бывает?
— Знаю.
Петунья осеклась, виновато взглянув на Люциуса.
— Вы поможете?
— Чем?
— Если вы замолвите за него словечко, то его точно возьмут в лётческую школу. Вам же не трудно? А дальше он уже сам.
— А вы уверены, что он захочет?
Петунья провела его в комнату и кивнула на полку, где стояли две модели самолётов: та, что Северус заказывал для Гарри, и вторая, в которой Люциус с удивлением узнал свой довоенный «Спитфайр».
— Это их любимые игрушки, и играют они только в лётчиков... в этого... Драко. Я сама не очень разбираюсь, но Гарри всегда про него говорит... и вроде бы что-то в газетах было...
От нахлынувших чувств Люциус зажмурился, но сумел быстро взять себя в руки.
— Я рекомендую вашего сына в лучшую авиашколу.
Петунья чопорно достала из рукава платочек и промокнула сухие глаза:
— Бог воздаст вам по заслугам, мистер Малфой, а я буду молиться за вас.
Люциус уже собрался уходить, но всё-таки решил поинтересоваться:
— А почему вы просили только за одного ребёнка?
— Мне показалось, что о Гарри вы позаботитесь и без моих просьб, — Петунья вздохнула. — Всё-таки Лили умела выбирать друзей.
На службу в этот день Люциус не вернулся. Вместо этого он решил провести тихий вечер дома, пусть и в одиночестве. И пока трясся в поезде до Лондона, он не мог перестать думать о Гарри, который играет «в Драко» со своим кузеном. Чтобы попрощаться с Люциусом, мальчишки вынырнули откуда-то из кустов по зову Петуньи, и лоб Гарри рассекала свежая ссадина. Петунья тут же пожаловалась на сына соседа, от которого «проходу нет», но судя по довольным лицам братьев, в этот раз удача была на их стороне.
Из-за очередного налёта на Лондон поезд долго стоял где-то в поле, и домой Люциус попал, когда уже стемнело. Первым делом он задёрнул тяжёлые портьеры, а потом чиркнул зажигалкой, пытаясь обнаружить свечи.
— Привет!
Загоревшийся на журнальном столике огонёк свечи выхватил из темноты бледное лицо Беллатрикс — большой любительницы эффектных появлений.
— Добрый вечер! — Люциус порадовался, что ему удалось сохранить хладнокровие.
— А я к тебе в гости пришла, — Бель взяла подсвечник и очертила круг. — У тебя так хорошо. Тихо.
— Нарцисса и Драко уехали на всё лето в Станстенд.
— Да. Я знаю, — Беллатрикс потерянно смотрела на Люциуса. — Но так даже лучше. Ты не подумай, я её люблю, но с тобой мне гораздо проще разговаривать... к тому же я буду курить, а она не одобряет... Нарси слишком совершенна для откровений.
Люциус поставил на столик пепельницу, после чего принёс коньяк и два бокала. Беллатрикс пробормотала слова благодарности и закурила, устраиваясь в кресле поудобнее. Она даже стянула форменные сапоги и поджала под себя ноги, а потом тихо сказала:
— Лили не хотела жить.
— Почему ты так решила?
— Я знаю, как она летает... летала, — быстро поправилась Бель и прокашлялась, прочищая горло. — Я знаю, как она умела маневрировать, какие трюки исполнить, а тут... я это видела... и я ничего не могла сделать.
Люциус разлил по бокалам коньяк, вспомнил о том, что забыл пообедать, и принёс банку армейской тушёнки, которую открыл ножом. Он хотел выложить мясо на блюдо, но Бель остановила его:
— Давай представим, что мы на заброшенной авиастанции, или вообще потерпели крушение и совершили вынужденную посадку.
— Меня пугают твои фантазии.
— А меня душат рамки приличий и условностей, — парировала Бель. — Давай, ты же можешь быть просто человеком, а не манекеном с палкой в заднице и вечной фальшивой улыбкой.
— Бель, как можно? — почему-то её резкость больше не раздражала, и Люциус журил Беллатрикс, скорее отдавая дань многолетней привычке, чем желая осадить.
— Ох, Люци, ты лучше меня знаешь, что можно и так, и не так, — Бель затушила сигарету, после чего подняла бокал и сделала небольшой глоток. — И как хорошо, что мы это знаем...
Мясо они выбирали вилками из жестяной банки по очереди, и Люциус хотел было сказать, что коллекционный коньяк не заслужил подобного отношения, но не стал. Если от такой ерунды ноша Бель становиться легче, то почему нет?
— А что ты сказал Гарри?
— Ничего, — Люциус тоже закурил. — Я не смог. Это было гораздо хуже смерти. У него такие глаза... мне было страшно погасить в них свет...
— Я бы тоже не смогла, — Бель ещё пригубила бокал. — Это страшно, Люци... очень... очень страшно, когда дети остаются без родителей.
— Я пообещал перечислять деньги на его счёт.
— Если бы это всё решало, — Бель обхватила себя руками и принялась раскачиваться в кресле. — Ты не представляешь, как я боюсь... и как хорошо, что у меня есть вы с Нарси. Вы не бросите ребёнка, ведь правда?
— Да, я позабочусь о Гарри...
Он не договорил — Бель его перебила:
— Моего ребёнка, Люци! — она с вызовом взглянула на него. — Я беременна.
***
Люциус привык считать, что его ничем не удивить, но глядя на начинающее розоветь небо, понял, что недооценивал Бель. Она всё делала с размахом и от души, поэтому результаты впечатляли. Люциус мог допустить, что она увлеклась Риддлом — в конце концов, тот был неординарной личностью! — но остальное?..
Мало того, что этот человек был опасен и не потерпел бы даже мысли о манипулировании собой, так ещё у него были крайне запутанные отношения с Мальсибером. И если уж ему удавалось следить за судьбой человека, оказавшегося в плену, то это свидетельствовало лишь об огромном желании и о том, что те угли всё ещё тлели. На что Бель рассчитывала? Впрочем, она, казалось, и сама это понимала и точно не питала иллюзий. Но тогда как?!
Были ещё различные способы избавиться от последствий неосторожной страсти, но стоило Люциусу намекнуть на это, как Бель расхохоталась. Она даже запальчиво назвала его монашкой в штанах и сообщила, что прекрасно осведомлена о таком и даже испытала на себе, но сейчас не тот случай. Не то чтобы он хотел о таком знать.
Люциус не понимал, как можно вот так взять и всю свою жизнь, с карьерой, мечтами, свободой, просто скомкать и швырнуть под ноги человеку, который в этом точно не нуждался. А Бель даже не собиралась сообщать о своём состоянии его виновнику — просто незаметно уйти в тень. Конечно, и Люциус, и Нарцисса примут этого ребёнка и дадут ему то, что смогут, но ведь это не заменит отца, да и статус бастарда тоже не упрощает жизнь.
Когда не осталось сомнений, что уснуть не получится, Люциус встал. Он распахнул окно и закурил, усевшись на подоконнике. В такие минуты он всегда вспоминал Северуса с его откровенным незнанием основ этикета и такого милого в своей непосредственности. Люциус невесело рассмеялся. Хорошо, что Северус никогда не узнает, что стал «милым» и «непосредственным»... хотя пусть смеётся, лишь бы вернулся!
Беллатрикс, похоже, тоже не спала. Она сидела на кухне и задумчиво разглядывала кофе в своей чашке. Удивительно, но тёмные круги под глазами и взлохмаченные волосы совершенно её не портили, а наоборот, придавали образу законченность. Такой своеобразный «последний штрих».
— Можно, я у вас поживу?
Люциусу казалось, что они этот вопрос обсудили ещё вчера.
— Мы же договорились.
— А вдруг ты забыл? Или передумал?
— Бель, уймись. В нашем доме всегда будет комната для тебя. Что ты хочешь на завтрак?
— Ничего, — Бель поморщилась. — Зря я смеялась над Алисой. По утрам, действительно, как-то нехорошо, не ужас, конечно, но аппетита точно нет.
Люциус никогда не обсуждал такие интимные вещи с супругой, но с Бель всё было иначе — проще и сложнее одновременно. Но она хотя бы перестала говорить ему то, что думает об окружающих мужчинах. Не то чтобы она сильно ошибалось в оценках, но от этого её суждения шокировали не меньше.
Они спокойно позавтракали и даже из дома вышли вместе — по-родственному. Бель планировала вернуться в своё подразделение и без шума уйти в отставку, пока настоящая причина не станет заметна. Риддлу она ничего говорить не собиралась.
На службе Люциуса ждало письмо Фрэнка. Их полк переводили из Уика во Францию, поэтому он освобождал дом, отправляя Алису к матери в Шотландию. Наверное, так было удобнее для всех. Дом Люциус решил продать, потому что возвращаться туда не собирался и не видел смысла тратить деньги на содержание нежилой недвижимости. Можно было, конечно, отправить туда адъютанта, но почему-то захотелось поехать самому. Да и встретиться с Фрэнком было бы неплохо.
Люциус шёл по улицам Уика, пытаясь понять, отчего так замирает сердце. Вроде бы, ничего особенного, но близкий гул самолётов, заходящих на посадку, будоражил воспоминания. Сколько здесь было всякого, но больше — хорошего.
— Привет, Люциус, не ожидал тебя увидеть, но ты очень вовремя, — Фрэнк широко улыбнулся и стиснул его в объятьях. — Завтра утром Алиса с Невиллом уезжают, и ты бы их не увидел.
Очевидно, Фрэнк очень гордился сыном, который бодро проковылял им навстречу по комнате и требовательно потянулся, просясь на руки. Люциус уже успел забыть, какими маленькими бывают дети, и, осторожно прижимая упитанного ребёнка к себе, ощутил этот особый запах — молока и чего-то неуловимого... наверное, так пахнет жизнь... Поймав себя на таких мыслях, Люциус подумал о том, что, наверное, стареет, иначе откуда взялась эта сентиментальность?
— Люциус, как я рада тебя видеть!
Алиса вышла из комнаты, и Люциусу с трудом удалось скрыть недоумение. Она выглядела располневшей и очень довольной, но не могла же она...
— Ты прав, — улыбнулась Алиса. — У нас будет ещё ребёнок. Я думаю, девочка.
И когда только успели? Впрочем, теперь понятно желание Фрэнка отправить Алису к матери — одной её точно будет очень тяжело. Люциуса они восприняли как источник новостей обо всех, и он добросовестно ответил на все вопросы, понимая, что действительно знает о судьбе всех бывших сослуживцев. И довольно неплохо знает.
— Как в плену? — Алиса округлила глаза и прикрыла ладонью рот. — Северус?
— Да, — вздохнул Люциус. — И Рейнард.
— А это кто? — удивился Фрэнк.
— Тот, кто пришёл после тебя. Их сбили в одном бою.
— А про Сириуса ты что-то знаешь?
— Знаю. Прямо сейчас он поднимает в небо моего сына.
— Драко?! — выдохнула Алиса. — Как быстро он вырос.
— Это да, — согласился Люциус. — Очень быстро.
— А Сириус всё ещё...
Можно было и не договаривать. Сириус и в самом деле всё ещё не пережил потерю лучшего друга. Просто пытался как-то научиться с этим жить. Поэтому Люциус молча кивнул.
— А Артур?
— Артура наградили крестом «За лётные боевые заслуги», и у него действительно семеро детей.
— Я знаю, — Фрэнк улыбнулся. — Это только Северус не верил.
Когда Люциус рассказывал о Лили, Алиса плакала, а Фрэнк обнимал её за плечи и что-то шептал в затылок.
— Я так и знала... так и знала... — взгляд покрасневших от слёз глаз Алисы потускнел от боли. — Она была такая бедовая. А Бель? Что с ней?
— Решила уйти из армии.
— И правильно! — обрадовалась Алиса. — В небо мы ещё вернёмся. Вот кончится война, и...
Невилл начал тереть глаза, и Фрэнк осторожно взял его и понёс укладывать спать. А в глазах Алисы снова заблестели слёзы.
— Не обращай внимания, Люциус, я сейчас слишком много плачу, — пробормотала она, пытаясь улыбнуться. — Просто я очень боюсь за Фрэнка. Мы все вышли из боя, а он нет... и люди продолжают гибнуть... ох, Люци! И когда только это закончится?!
— Скоро. Теперь уже скоро!
Люциус вышел на улицу, чтобы покурить и отпустить воспоминания, которые словно законсервировались в стенах этого дома, ставшего когда-то для всех чем-то большим, чем просто место встречи. Он чиркнул зажигалкой, и как по волшебству перед ним появился кудлатый пёс, которого щенком подобрал ещё Поттер, и который после его гибели привязался к Северусу. Как же его звали?
— Бродяга?
Пёс довольно оскалился и несколько раз стукнул хвостом.
— Бродяга, — снова позвал Люциус. — Дурашка...
Пёс его признал и ткнулся мокрым носом в бедро, замирая в ожидании ласки.
— Бродяга, ты тоже его ждёшь, да?
Пёс дружелюбно замахал хвостом, подставляя под ладонь Люциуса то одно, то второе ухо.
— Ждёшь, да?.. Я тоже жду. И мы дождёмся. Обязательно. Я тебе обещаю.
Бродяга благодарно лизнул его в ладонь, закрепляя соглашение.
***
Зря, наверное, Люциус обещал скорое окончание войны. События, и правда, развивались стремительно, но как же хотелось их ускорить! Двадцать девятого июня союзники овладели глубоководным портом Шербур, разом избавившись от многих проблем со снабжением. До этого приходилось довольствоваться «искусственными гаванями», через которые шёл огромный поток грузов. Они были очень уязвимы из-за неустойчивой погоды. Взятие Шербура ускорило прибытие подкреплений, так как пропускная способность этого порта составляла пятнадцать тысяч тонн в сутки. А это означало возможность двигаться дальше. Плацдармом для сосредоточения американских войск перед прорывом стали окрестности города Сен-Ло, освобождённого двадцать третьего июля, и уже через два дня начался прорыв, в котором, кроме массированных артиллерийских обстрелов, большую роль сыграла поддержка авиации.
Первого августа Третья американская армия генерала Паттона совершила прорыв и за две недели освободила полуостров Бретань, окружив немецкие гарнизоны в портах Брест, Лориан и Сен-Назер. Армия вышла к Луаре и, дойдя до Анже, захватила мост через Луару, после чего направилась на восток, к Аргентану. Немцы не смогли остановить продвижение третей армии, поэтому решили организовать контратаку, совершив роковую ошибку. Они попытались отрезать наступающие части от союзников и перекрыть их линии снабжения, захватив Авранш. Седьмого августа они начали контрудар, известный как операция «Люттих», закончившийся сокрушительным провалом.
На западе возле города Мортена немецкие атаки удерживали части Первой американской армии. С севера наступали англо-канадские войска под командованием Монтгомери. Немецкие Седьмая и Пятая танковые армии к пятнадцатому августа попали в окружение, названное «Фалезским котлом». Из этого котла немцы смогли выйти ценой огромных потерь: всего за пять дней с пятнадцатого по двадцатое августа они потеряли целых шесть дивизий. Кроме того, отступающие войска подвергались постоянным налётам авиации союзников и артиллерийским обстрелам, и продолжали нести потери.
Августовское наступление союзников в Нормандии вызвало крушение всего германского Западного фронта, но ценой огромных усилий в сентябре немцам всё же удалось остановить продвижение союзников на западной границе Германии с помощью «линии Зигфрида». Однако сорвать планы наступающих уже не удалось. Двенадцатого сентября в районе Дижона Двенадцатая группа армий союзников, наступая из Нормандии на восток, соединились с наступающей с юга Франции Шестой группой армий.
Девятнадцатого сентября американские войска, разгромив немецкий гарнизон, взяли порт Брест в Бретани. Кроме того, им удалось окружить и изолировать от внешнего мира гарнизоны в портах Лориан и Сен-Назер, которые всё ещё продолжали держать осаду. Зато удалось полностью изгнать противника с побережья Франции и Бельгии, что привело к полному распаду германского Атлантического вала. Ноябрьское наступление на северо-востоке Франции привело американские и французские войска к Верхнему Рейну в Эльзасе. Была освобождена большая часть Эльзаса и Лотарингии, а вермахт потерял практически все свои позиции в Западной Европе.
Люциус по-прежнему каждую пятницу бывал у Риддла, с которым обсуждал положение дел на фронте, и от которого продолжал ждать новостей об освобождении военнопленных. К декабрю Первая американская армия заняла позиции в северной части Арденн между Сен-Витом и Льежем. К югу от Арденн другие части Третьей армии вклинились в «линию Зигфрида», создав плацдарм на восточном берегу реки Саар. Здесь шла подготовка наступления на Саарскую область. Командование заранее готовилось к контрудару противника, расположив крупные группировки войск к северу и к югу от Арденн, а в самих Арденнах — намеренно ослабило оборону, оставив там две пехотные дивизии. Шестнадцатого декабря в начале операции немецким войскам удалось прорвать фронт англо-американских войск на участке в восемьдесят километров и захватить в плен около тридцати тысяч солдат и офицеров.
— Они расстреливают пленных, — взгляд Риддла отливал свинцом.
Люциус почувствовал, как под ним закачался пол кабинета.
— Они не посмеют...
— Они посмели.
Риддл протянул Люциусу короткое сообщение о том, что семнадцатого декабря возле бельгийского городка Мальмеди отряд под руководством полковника СС Пайпера расстрелял более сотни пленных американских солдат.
— Люфтваффе — не СС, — Люциус стиснул зубы.
— Да. И за это я даже готов поставить свечу в любом храме.
Наступление вермахта захлебнулось у бельгийского города Селль утром двадцать пятого декабря. По иронии судьбы это был последний населенный пункт на пути к Маасу. Здесь было «острие» Арденнского выступа — самая западная точка немецкого наступления в Арденнах. И теперь уже можно было не сомневаться, что стратегическая операция немецких войск в Арденнах закончилась крахом. Они не только провалили самую важную из тактических задач — не смогли захватить мосты через Маас, но и не достигли самой реки. И львиная доля неудачи была связана с проблемами снабжения топливом и боеприпасами. Поэтому, несмотря на приказы Гитлера продолжать наступление, немецкие войска начали отход.
Рождество Люциус собирался встречать дома в узком семейном кругу. Впервые их оставил Драко, отправившийся к Сириусу по делу, которое счёл важным. На удивление Нарцисса отнеслась к этому очень спокойно — наверное, так на неё действовало ожидание рождения племянника. К этому событию она готовилась гораздо обстоятельнее, чем легкомысленная Бель, настроение которой менялось едва ли не каждый час — то она полностью собиралась посвятить себя ребёнку, а то снова рвалась в небо. Люциусу казалось, что Нарцисса просто пропускает мимо ушей все слова сестры.
— Люци, поговори хоть ты со мной, — Бель капризно поджала губы и, заметив тоскливый взгляд Люциуса на дверь, опустила взгляд на плодоносное чрево. — Пожалуйста.
Против таких доводов он был бессилен, а Беллатрикс воровато оглянулась и, убедившись, что в комнате они одни, тихо спросила:
— Как он?
— Нормально.
Люциус разозлился и на Бель, нарушающую негласные договорённости, и на Риддла, которому изменила его обычная проницательность, и на себя за то, что ничего не может с этим поделать. Ему хотелось хоть как-то её утешить, но обманывать фальшивыми надеждами он не мог.
— Мне он снится, — тихо прошептала Бель. — Каждую ночь... ох, Люци, ты не представляешь, как я скучаю. Нарси говорит, что когда появится ребёнок, то всё пройдёт. Ты в это веришь?
— Не знаю.
— А у тебя как было?
— В смысле? — опешил Люциус.
— Ну, ты же любил Снейпа, — Беллатрикс мучительно поморщилась. — Но выбрал Нарциссу и Драко. Или так и не выбрал?
Люциус хотел возмутиться или даже рассмеяться в ответ на такие нелепые обвинения, но почему-то не смог. Он просто не знал, что ответить. Или знал?
— Я не выбирал, — глухо сказал он.
Спас его настойчивый стук дверного молотка, и Люциус поспешил к двери — место Добби так и осталось вакантным, но при том образе жизни, что они теперь вели, это не сильно напрягало. Вот только, открыв дверь, Люциус ощутил себя не в своей тарелке. И немудрено — на пороге стоял Том Риддл.
— Добрый вечер, — он галантно поклонился. — Могу я войти?
Люциус посторонился, пропуская нежданного гостя и гадая, какие черти его сюда привели. Про Бель он никогда не спрашивал, но это ничего не означало.
— В Рождество принято делать подарки, — улыбнулся Риддл.
Он вручил Люциусу какую-то коробку и без лишних слов направился в гостиную, где была Бель.
— Мистер Риддл, — тихо окликнул его Люциус. — Стойте.
— В чём дело?
— Дело в том, что у нас сейчас гостит моя свояченица, и если вы по какой-то причине не хотели бы с ней встречаться...
— Дело в том, дорогой мистер Малфой, — перебил его Риддл, — что я пришёл исключительно ради этой встречи. У меня есть разговор к леди. Вы позволите?
Разумеется, Люциус позволил. Но это вовсе не означало, что он, умывая руки, поспешил остаться в стороне. Нет! Он поспешил в комнату, смежную с гостиной, где было всё отлично слышно, и откуда не составило бы труда вмешаться в разговор, чтобы повлиять на его ход. Конечно же, если на то будет необходимость. Он был готов ко всему и очень надеялся, что Нарцисса, находясь в запертой спальне на втором этаже, просто не услышала, что у них появился гость. Чтобы ничего не упустить, Люциус подошёл вплотную к двери и прислушался.
— Зачем ты пришёл?
— Хотел поздравить тебя с Рождеством.
— Спасибо. Я тронута, — в голосе Бель прозвучал невесёлый смех. — Я тебя тоже поздравляю и желаю счастья, ну и всего остального, что принято. Всё?
— Бель, а ты ничего не хочешь мне сказать?
— О чём?
— Допустим, о своём состоянии.
— Это только моё состояние, Том. Не понимаю, зачем о нём говорить.
— Бель, мне казалось, что я имею некоторое отношение к твоему состоянию.
Вкрадчивый голос Риддла заставил вспомнить об опасности, которую таил этот человек, но вмешиваться было рано.
— Объясняются? — Нарцисса появилась совершенно беззвучно, и от неожиданности Люциус вздрогнул, едва себя не выдав, но она быстро зажала ему рот: — Тш-ш!
Нарцисса прижалась к Люциусу, и почему-то этот простой жест мгновенно успокоил, давая возможность продолжить наблюдение.
— Нет, Том. В моём состоянии виновна лишь я сама, и мне не нужны от тебя подачки.
— Ребёнку нужен отец.
— Я не хочу тебя ни к чему принуждать.
Казалось, они говорили на разных языках, об одном и том же, но не понимая друг друга.
— Идиоты!
Нарцисса было дернулась, но Люциус удержал ее от поспешных и необдуманных действий:
— Тише! Они или разберутся в этом сами, или нет — ты им не поможешь.
— Люци, но это глупо... они же...
— Да. Но они должны сами это понять. Только сами.
Нарцисса зажмурилась и закусила губу, пытаясь обуздать эмоции, и наблюдая за ней, Люциус не сразу понял, что атмосфера в гостиной изменилась. Голос Риддла был так же тих и спокоен, но теперь в нём появились новые нотки.
— Я незаконнорожденный. Бастард. Моя мать влюбилась в хозяина богатого поместья и согрешила с ним, после чего бежала от позора. Она родила меня едва ли не на ступенях приюта и умерла, наверное, даже не подержав в руках. Мне рассказали об этом монахини, которые приходили в наш приют, чтобы спасти «заблудшие души». Они находили эту историю «романтичной» и «трогательной».
Риддл перевёл дух, а Люциус вдруг понял, когда и где слышал эти интонации в его голосе — память услужливо подбросила сцену прощания с Мальсибером. Бель молчала, и можно было лишь гадать, какой эффект оказывают такие признания на неё... что-то подсказывало, что такого Риддла не знал никто.
— Они же надоумили меня попытаться отыскать отца. Это были годы той мировой войны, когда никому не до кого не было дела, — голос Риддла дрогнул. — Мне было пятнадцать, когда я бежал из приюта, и я тогда ещё во что-то верил.
— Том... — тихо прошептала Бель.
— Всё было не так ужасно, как можно подумать. Мой отец погиб где-то в Силезии, а его родители были слишком убиты горем, чтобы им пришло в голову, что я могу нуждаться в помощи. Да я и не просил её!
— Но как ты... всё вот это...
— Мне повезло. Бель, сейчас разговор о другом. Неужели ты думаешь, что я позволю моему сыну пройти через такое?
— А почему ты решил, что будет сын?
— Не важно, кто это будет, но мой ребёнок родится в законном браке.
— Но... Том... а что будет, когда он вернётся?
Люциус понял, что перестал дышать в ожидании ответа.
— Он навсегда останется для меня близким человеком, и я буду счастлив знать, что счастлив он, — Риддл выдохнул через зубы. — Даже больше, я никогда не откажу ему в поддержке и помощи, но при этом... Бель, в жизни у меня было только два близких человека. Он и ты. И если его для себя я потерял, то тебя удержу. Чего бы это ни стоило. Бель, ты чего? Ты же никогда...
— Только со своими, — голос Бель звенел от слёз. — Я думала, этого никогда...
За дверью целовались. Нарцисса тихо всхлипнула и, расплакавшись, уткнулась в грудь Люциуса, а потом запрокинула мокрое от слёз лицо и прошептала:
— Ты ведь не отпустишь меня? Когда...
Люциус не дал ей договорить. Он принялся целовать её глаза, губы, шею, шепча одно только слово: «Никогда».
В чувство его привела хлопнувшая входная дверь. Ни Риддла, ни Бель в доме не оказалось, и когда Люциус уже хотел броситься на поиски, Нарцисса указала ему на записку, придавленную к столу канделябром.
«Мы — венчаться. Том обо всём договорился. За вещами заедем завтра. Ваша Бель».
Всё-таки её сумасбродство было заразительным.
На следующий день, встретив в штабе Риддла, Люциус не знал, как себя вести, но тот разрешил все сомнения, кивком пригласив в свой кабинет. Там он разлил по бокалам коньяк и, пристально глядя Люциусу в глаза, сообщил:
— Поздравьте меня, мистер Малфой, с законным браком. Моя супруга почему-то решила, что вас это известие непременно обрадует.
— Она была права, — улыбнулся Люциус. — Я рад.
— За неё?
— За вас тоже. Скука вам с ней точно не грозит.
— Надо же, а я так хотел поскучать в старости.
Риддл, очевидно, лукавил и совершенно точно испытывал к Бель нежные чувства — это ощущалось сразу. И дело даже не в публичных проявлениях этих чувств — которых, кстати, и не было! — а в том, какой умиротворённой стала мятежная Бель. И пусть Люциус так и не понял, что она нашла в Риддле, но определённо это было не его дело. Нашла — и хорошо.
Утром первого января Беллатрикс родила дочь, но как следует отметить это событие не получилось. В этот же день в рамках операции «Боденплятте» около тысячи немецких самолётов нанесли внезапный удар по авиастанциям во Франции, Бельгии и Голландии. Союзники потеряли почти пятисот самолётов, а кроме того, были значительно повреждены взлетно-посадочные полосы и хозяйственные сооружения авиабаз. Но и для люфтваффе итог операции был крайне тяжёлым: авиация и зенитные установки союзников уничтожили около трёхсот самолётов противника, при этом половина пилотов погибла, а около семидесяти попали в плен. Кроме того, первого января немецкие войска вновь перешли в наступление — на этот раз в Эльзасе в районе Страсбурга с целью отвлечения сил союзников, но это были уже лишь отвлекающие удары локального характера, проводимые небольшими силами. Стратегическую инициативу вермахт потерял безвозвратно.
Люциусу приходилось ночевать на службе, но зато он без промедления узнавал последние новости с фронта и продолжал следить за «своими». Он успел порадоваться лёгкому ранению Лонгботтома, которого на время восстановления направили инструктором в авиашколу. Потом он навестил в лондонском госпитале контуженого Артура и тоже смог выдохнуть. Жив! А если учесть, как стремительно приближалась победа, то и Фрэнка, и Артура можно было считать выжившими в этой бойне. Теперь оставалось только дождаться освобождения пленных.
***
К концу марта на Западноевропейском театре военных действий сложилась крайне благоприятная обстановка для союзников. После поражения в Арденнской операции, отходе с левого берега Рейна и провала Маас-Рейнской операции германские войска были очень ослаблены. Недостаток сил и средств не позволял немецкому командованию создать сколько-нибудь прочную оборону на западном фронте, даже на таком стратегически важном направлении, как рурское. Малочисленные резервы не могли оказать эффективное влияние на успешную оборону. Разгром немецкой группы армий «Б» в Руре вызвал крушение всего немецкого Западного фронта, организованное сопротивление прекратилось, и союзные армии стали быстро продвигаться на восток, встречая лишь небольшое сопротивление немцев в отдельных местах.
И тем сложнее было Люциусу справиться с тревогой. Он не мог перестать думать о Северусе и о том, как непросто выжить в этой агонии. Поэтому, когда адъютант Риддла пригласил Люциуса, намекнув, что его ждёт освобождённый из плена лётчик, Люциус почти бежал. Однако, к его огромному разочарованию, в кресле посетителя сидел Мальсибер.
— Доброго дня.
— Доброго, — Люциус попытался унять сбившееся дыханье и не выдать своих эмоций. — Вы один?
Мальсибер виновато улыбнулся:
— Да.
— Он жив?
— Не знаю.
Риддл проявил себя гостеприимным хозяином, предложив выпить, и, очевидно, оценив смятение Люциуса, сам принялся расспрашивать Мальсибера. С его слов выходило, что в январе, когда над лагерем нависла угроза захвата русскими частями, наступавшими на Бреслау, узников посадили в автофургоны для перевозки скота и разделили. Американцев отправили в Люкенвальде, около Берлина, а остальных — в старый лагерь для интернированных моряков около Бремена. Фатальных потерь не было, но многие были обморожены. Этот пеший марш был гораздо неспешнее, да и погода стала значительно теплее. Немцы собирались переместить их в Данию, где хотели попытаться договориться с союзниками. К тому времени большинство нацистов из охраны исчезли — кто скрылся, а кто отправился сражаться до конца. Оставшиеся же хотели быстрее увидеть конец этой неравной борьбы. Так что пленные сами устанавливали темп марша, который никогда не превышал пяти километров в день. В конце концов, около Любека колонна пленных оказалась в полосе продвижения британской бронетанковой дивизии, после чего и начала обратный путь к свободе.
С Северусом Мальсибера разделили по разным секторам лагеря ещё после того побега, поэтому они оказались в разных колоннах. И всё-таки его появление вселило надежду. Когда Риддл оставил их одних, Мальсибер явно почувствовал себя не в своей тарелке, и Люциус понял, что бедолаге некуда пойти. Конечно же, Риддл примет в его судьбе живое участие, но это могло задеть Бель, да и сам Мальсибер из-за всех этих переживаний перестал быть чужим. Решение пришло на ум сразу и поразило своей простотой.
— Рейнард, где ты остановился?
— Пока на вокзале. У меня как-то не заладилось с домом — я всегда жил или в общежитии, или в казарме, а когда везло — в гостинице.
— Поэтому ты пойдёшь со мной. Прежде, чем думать о дальнейшей судьбе, тебе надо отмыться и сменить вещи. Эти — сжечь.
Похоже, Мальсиберу было всё равно, и он безропотно пошёл за Люциусом. В доме он был предельно вежлив и обходителен. Ему даже удалось понравиться Нарциссе и завести дружеский разговор с Драко. Конечно, после того как принял ванну, побрился и избавился от вещей, отвратительно пахнущих бедой и болью. Люциус исподтишка приглядывался к нему, пытаясь понять, что в нём нашёл Северус.
А ночью Мальсибер кричал от мучивших его кошмаров. Люциус несколько раз стукнул в дверь гостевой спальни и вошёл, обнаружив его на разворошённой постели. Во взгляде Мальсибера плескалось безумие, и почему-то именно оно помогло сделать последний шаг. Люциус уселся на кровать рядом с гостем и протянул ему сигареты:
— Будешь?
— Да.
Они сидели рядом, едва касаясь плечами друг друга, и курили, а потом Мальсибер прошептал:
— Мне снился он. Мёртвый.
— Что он для тебя?
На ответ Люциус не надеялся, но ночь стирала все границы разумного и рушила барьеры.
— Я сам не заметил, как в него влюбился... поначалу он был для меня лекарством... ну, ты знаешь, от чего... а потом... потом мне захотелось стать лекарством для него. Он тяжело переживал разрыв с Лили, и я подумал, что у нас может получиться... оно и получилось. Но очень не сразу.
— Ты его любишь?
— Да. Я ведь за него...
— Я видел, — Люциус вспомнил его последний таран. — Я доложил о твоём героизме.
Мальсибер поморщился:
— Будто это чему-то помогло.
— Вы там были вместе.
Мальсибер кивнул и, затушив окурок, спрятал лицо в ладонях, бормоча о своём страхе. И что с таким делать?
— Рейнард, а чем ты планируешь заняться?
— Вернусь в авиацию. Я больше ничего не умею.
— Когда и куда?
— Не знаю...
— Значит так! — Люциус сцепил пальцы в замок, энергично разминая. — Ты поедешь в Уик. Я напишу Маккензи, он примет тебя, как родного. Жить будешь в моём доме, а заодно присматривать за ним, чтобы не развалился. А когда появится Северус, он тебя там найдёт.
Мальсибер ошарашено уставился на него, и Люциус ещё раз порадовался, что упавшие цены на недвижимость не позволили ему продать дом. В качестве особого условия он назвал кормление собаки, на что Рейнард тут же согласился. В конце концов, Люциус планировал просить приглядеть за домом Северуса. Кто ж знал, что тот будет не один?
Нарцисса и Беллатрикс горячо поддержали такое решение, а Риддл благодарно пожал Люциусу руку и к его рекомендации добавил направление от штаба. Мальсибер уехал через неделю, за которую успел подружиться с Драко и, кажется, даже договориться с ним о встрече на параде победы.
А победа уже просто витала в воздухе, опьяняя лучше любого коньяка. Второго мая был взят Берлин и закончена Итальянская кампания. А в ночь на седьмое мая в ставке Эйзенхауэра в Реймсе генерал Йодль от имени германского командования подписал акт о капитуляции. Впрочем, восьмого мая в предместье Берлина Карлхорсте акт о безоговорочной капитуляции вооружённых сил Германии был подписан уже официально и в присутствии представителей СССР, США, Великобритании и Франции. Всё было кончено. Всё!
Люциуса разбудил телефонный звонок. Звонить могли только из штаба, что всегда означало какие-то неприятные известия.
— Приезжай, — тихо сказал в трубку Риддл. — Он вернулся.
Люциус собрался за считанные мгновения и, понимая, что ждать, пока за ним приедет Крэбб, долго, выскочил на улицу, где, пользуясь служебным положением, остановил военный грузовик и велел гнать в штаб.
Северус сидел в кабинете Риддла и, заметив Люциуса, поднялся, неловко разводя руки.
— Жив! Ты жив! Ты вернулся!
Люциус стиснул его в объятьях, бормоча о том, как счастлив, как скучал, и что теперь всё будет хорошо. Северус сильно похудел, а его лицо, шею и кисти рук покрывал коричнево-бурый загар, граница которого проходила явно по закрытой одежде. Он уже успел переодеться в армейскую форму с чужого плеча и казался ужасно смущённым.
— Люци, — наконец сумел заговорить он. — Живой...
Риддл поручил своему водителю отвезти Люциуса с Северусом домой, где Нарцисса уже успела накрыть на стол. Сначала они сидели за столом втроём, потом приехала Бель с ребёнком, потом с ними незаметно оказались Риддл и Драко... и только утром они остались в столовой одни. Все новости были рассказаны, павшие помянуты и оплаканы, и Люциус протянул Северусу сигареты:
— Будешь?
— Как в старые добрые времена.
Курить они вышли в сад, и Люциус, не удержавшись, сначала обнял Северуса за плечи, а потом просто встал рядом, чувствуя его тепло. Теперь уже точно всё будет хорошо. Война закончилась.

@темы: Севолюц, Фики мои, Фандомное, Снежная история, Снейсибер, Когда растает снег
Автор: HelenRad
Бета: мухомурчонок
Размер: макси
Пейринг: СС, ЛМ, РМ, ДП, ЛЭ, СБ, ББ, ТР и другие
Жанр: военные приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: мне всегда было интересно, что будет, если вдруг канонные "светлые" и "тёмные" окажутся на одной стороне. Кроме того, невозможно устоять перед таким артом Kedro Boiz, с которого началась эта история, и которым она закончится)))
Предупреждение: АУ, смерть персонажа


Эту историю хочется подарить SnowBlues с обещанием, что всё будет хорошо. Обязательно будет)))
1 часть
2 часть
3 часть
4 часть
5 часть
6 часть
7 часть


читать дальше***
Перед вылетом, по давным-давно сложившейся традиции, Северус подошёл к Люциусу. Обычно они просто молча курили, настраиваясь на задание, и лишь изредка нарушали тишину ничего не значащими фразами. Слова им не требовались — всё было ясно и без них. По-зимнему низкое солнце, отражаясь во взрыхлённом снеге взлётного поля, слепило глаза, и Северус не сразу заметил подошедшего к ним Рея.
— А я вот к трубке пристрастился, — он любовно огладил костяной мундштук и улыбнулся, пожав плечами. — При Уэйвелле нам, бывало, месяцами сигареты не завозили — он был любителем турецкого табака и настоятельно рекомендовал именно его.
Люциус неодобрительно взглянул на Рея:
— А мы по-плебейски, без изысков.
Рей обезоруживающе улыбнулся:
— Вам хорошо, — и вздохнул: — А ещё я здесь всё время мёрзну.
Люциус смахнул пылинку со своего свитера и фыркнул:
— Нет плохой погоды, есть не подходящая случаю одежда.
Рей пожал плечами и до конца застегнул лётную куртку, едва не прищемив «собачкой» её замка подбородок. Люциус одарил его ещё одним неприветливым взглядом и, отбросив сигарету, скомандовал:
— По машинам.
Северусу нравились такие вылеты, когда можно было менять наплавление движения, выслеживая возможного противника. В такие минуты к нему возвращалось почти забытое удовольствие от полёта, когда хотелось испытать предел собственных возможностей и насладиться послушностью машины.
— Впереди по курсу конвой. Под флагом Дании.
Тихий голос Люциуса вырвал из размышлений, и, вглядевшись в серо-стальную гладь моря, Северус уловил движение. Конвой был средним тихоходным, и кроме шести танкеров в его составе было четыре транспортных судна, скорее всего, гружёных рудой. Эскортные эсминцы прикрытия и эскадренные миноносцы представляли серьёзную угрозу для авиации, поэтому Северус не удивился, получив приказ на удалённую съёмку. Достаточно было данных о составе конвоя, его курсе и скорости — остальное уже дело моряков. Тем более что формально Дания не участвовала в войне, хоть об этом и велись разговоры. Координаты конвоя, время встречи с ним и данные наблюдений Люциус передал сразу же, и можно было считать вылет удачным, но он повёл их группу дальше к берегам Норвегии.
Вечером, уже укладываясь спать, Северус как бы невзначай поинтересовался.
— Люциус, тебе не нравится Рей?
— Почему ты так решил? Он прекрасно летает, и в бою, я уверен, не струсит.
— Я не об этом.
— А о чём? — улыбнулся Люциус. — Ты хочешь о нём поговорить?
— Нет!
Северус прикусил язык, настолько по-детски это прозвучало. Но Люциус, словно не заметил, продолжив:
— Мне трудно понять, что вы в нём нашли.
— «Вы»?
— Да. Я знаю ещё одного человека, не оставшегося равнодушным.
— «Ещё одного»?
— Северус, я ведь ничего не забыл...
Ну да... Есть ли что-то такое, чего Люциус о нём не знает?
— Он сильно изменился.
— Ты тоже, — невозмутимо парировал Люциус. — Людям это свойственно.
— Я его не узнаю.
— Допустим. Мне кажется, что он тебя тоже.
— Но ведь всё кончено?
— Ты меня об этом спрашиваешь?
— Да! — Северус решил пойти до конца.
— Я не знаю.
— Как? — опешил Северус. — Говорят же, что со стороны виднее... и все дела...
— Я бы не был в этом так уверен. Когда я собирался жениться на Нарциссе, нашлись доброжелатели, знающие Бель, и на этом основании сделавшие выводы. Более того, меня пытались предостеречь.
— Идиоты!
— Вот и я о чём.
— А как ты понял, что это всё не так, как кажется?
— Я просто решил принять решение самостоятельно. Винить в случае неудачи я мог бы только себя.
— Зато сейчас можешь себя только похвалить, — перебил Северус. — И всё всегда было хорошо?
— Не всё и не всегда. Хоть Нарцисса и не похожа на Бель, но сила духа у неё ничуть не меньше. И она умеет заставить с собой считаться, не повышая голоса и мило улыбаясь. Поэтому, Северус, если тебе нужен совет, я могу сказать только одно — никого не слушай.
— Даже тебя?
— Особенно меня.
— Почему?
Вместо ответа Люциус приоткрыл окно и уселся на подоконник, закуривая. Северус встал рядом с ним и тоже достал сигарету.
— Почему, Люци?
— Я не самый хороший человек, Сев. Всё дело в этом.
— Зачем ты так?
— Зачем? А зачем я хочу удержать тебя рядом с собой, прекрасно понимая, что мы никогда не переступим ту зыбкую грань, которая удерживает от сумасшествия? Не понимаешь?
— Нет, — Северусу стало очень холодно, и он обхватил себя руками.
— Я сам не очень понимаю, как это случилось, но вынужден признать, что виноват перед тобой.
— Ты? Но как?!
— Я видел твой интерес, но вместо того, чтобы честно поговорить об этом, позволил себе просто плыть по течению, невольно поощряя тебя. И то, что ты пробудил во мне ответные чувства, не служит мне оправданием.
Северус почувствовал себя оглушённым. Ему казалось, что он ничего не понимает, потому что такого просто не могло быть. Люциус не мог... он бы не стал... хотя он и не стал.
— Я был с тобой нечестным, — прервал молчание Люциус, закуривая следующую сигарету. — Жаль, ты не умеешь читать мысли, они бы тебя сильно удивили.
— Ты... хотел?
— Да. Я хотел. Но мне хватало разума понять, что наша дружба не стоит ночи удовольствия, после которой нам придётся расстаться. Потому что есть честь, долг... потому что есть Драко и Нарцисса... и потому что есть ты. Я не мог так поступить с тобой тоже. Я отдаю себе отчёт, как сильно я был неправ. И я не имею права тебя ревновать к прошлому, но...
— Ты ревновал? — Северус просто не мог в такое поверить.
— Да, Сев. Именно так. Надеюсь, что ты меня простишь. Я тебя прошу об этом.
— Разве за такое можно просить прощение?
— Я знаю, за что именно прошу.
Северус не знал, как сказать о том, что прощает Люциусу абсолютно всё. Потому что позволил ощутить себя особенным и достойным... и, конечно же, Нарцисса и Драко, как, впрочем, долг и честь, не могли конкурировать с Северусом, хоть Люциус и поставил их в один ряд, что было совершенно невероятно.
— Люци, я... ты... я всегда...
Слова кончились, и Северус, качнувшись, неловко оступился и почти упал на Люциуса. И тот, пусть и вздрогнул от неожиданности, но не отшатнулся, а просто обнял Северуса за плечи, прижимая к себе.
— Спасибо, Сев. Я знаю.
Северус хотел бы сказать что-то красивое про дружбу и про то, что он чувствует к Люциусу, но, очевидно, это было совсем не надо. На душе стало легко и спокойно, и почему-то появилась уверенность, что всё будет хорошо. Люциус, наверное, всё-таки умел читать мысли, потому что усадил Северуса рядом с собой на подоконник и вручил зажжённую сигарету. Теперь они сидели очень близко, прижавшись друг к другу, и эта близость отчего-то вмиг перестала быть запретной и постыдной. Как по волшебству... но близостью от этого она быть не перестала. И чувство, которое Северус испытывал к Люциусу, стало более понятным. И не менее тёплым. Наверное, всё-таки дружба — это одна из граней любви. И уж связывает она ничуть не меньше.
***
Единственным доступным развлечением в Вагаре было посещение клуба, где любая новость, будь то новое назначение или получение письма, получала широкое обсуждение. Надо ли говорить, что появление новых лиц оказывалось событием значимым и волнующим? Поэтому прилёт Беллатрикс можно было считать триумфальным. Северус помнил, как буднично проходила замена машин в Уике, когда после боёв, казавшихся бесконечными, никому и в голову не приходило одобрительно свистеть или бежать знакомиться. Даже когда вместо острой на язык Бель прилетала какая-нибудь другая лётчица.
— Привет, мальчики!
Беллатрикс легко спрыгнула на землю, даже не заметив предложенной помощи парней из Берегового Командования, и отправилась в штаб. Люциус проводил её почти отческим взглядом и даже, кажется, укоризненно покачал головой. Северус иногда забывал, что Бель и Нарцисса сёстры, а когда вспоминал, каждый раз удивлялся — настолько они были разными. В штабе Беллатрикс задержалась недолго, после чего сразу же подошла к Люциусу и поприветствовала его поцелуем в щёку. Дружеским, надо полагать.
— И тебе доброго здоровья, Северус, — Бель довольно наморщила нос и поинтересовалась: — А где Мальсибер?
— Зачем он тебе?
— У меня для него письмецо, — она поиграла бровями и шёпотом добавила: — Личное.
— Было бы личное, ты бы так не веселилась, — хмуро оборвал её Люциус.
— Отчего же? — усмехнулась Бель. — И где же этот негодный мальчишка, любящий расстраивать папочку?
— Поищи в клубе, — посоветовал Люциус и скривился: — А ты хочешь сыграть роль мамочки?
— Побойся бога, Люци. Это не моя роль. Угостишь сигаретой?
Люциус протянул ей пачку и любезно чиркнул зажигалкой:
— А Мальсибер курит трубку, — ни к кому не обращаясь, поведал он. — Очень манерно.
— Да что ты говоришь! — почему-то Бель смотрела на Северуса, и под её взглядом становилось неуютно. — И большая у него трубка?
— Приличная.
Северус не мог понять, отчего Бель так взъелась на Рея. Вроде бы раньше они и парой слов не перекинулись — неужели встречались после? И чем же он её обидел? Письмо от «папочки» тоже было более чем подозрительным — насколько помнил Северус, у Рея не было семьи. Или он тоже сбежал от отца, чтобы попасть в авиашколу? И Люциус явно знал больше, чем говорил...
— Пойду проверю!
Бель вышагивала по территории авиабазы, как королева, и Северус ничуть бы не удивился, если Блэкберн при встрече с ней склонил бы голову. Рея она нашла почти сразу, и можно было наблюдать занятную пантомиму. Бель в самом деле отдала ему какое-то письмо, и Северус заметил, как Рей изменился в лице. Радости у него точно не было, а вот смущение, досада и, кажется, даже злость переполняли его, пока Бель ему что говорила. Наверняка ещё и подсмеивалась.
— Подглядывать нехорошо, — усмехнулся Люциус. — Почему бы тебе не подойти и не спросить?
— На каком основании? — Северус отвернулся, чтобы скрыть свой интерес.
— Ты ведь сначала измучаешься от любопытства, а потом придумаешь себе невесть что.
— Чего ради?
— Нет? — Люциус деланно улыбнулся. — Как это на тебя не похоже.
— Может, тогда ты мне ответишь, чьё письмо привезла Бель? Ты ведь знаешь этого человека.
Люциус удивлённо взглянул на Северуса, но отрицать не стал:
— Допустим.
— И кто это?
— Его имя тебе ни о чём не скажет.
— И всё-таки.
— Том Риддл.
Люциус явно не собирался больше ни о чём говорить, а Северус не знал наверняка, о чём стоит спросить. Кроме того, имя показалось смутно знакомым, вспомнить бы ещё, с чем оно было связано. Поэтому Северус и ляпнул наобум:
— А что тебя с ним связывает?
Несколько мгновений Люциус молчал, а потом всё-таки ответил:
— Скажем так, благодаря ему я поступил на службу в Королевские ВВС.
— По-моему, тебе не требовалась протекция.
Люциус казался оскорблённым:
— Разумеется, это так.
Северус счёл за лучшее промолчать — когда Люциус бывал задет, он мог долго таить обиду, но обижать его не хотелось.
— Я знаю. Просто решил тебя чуть поддразнить.
Люциус взглядом выразил всё, что думал о таких шутках, но, похоже, оттаял. Он перевёл разговор на погоду и затянувшуюся весну, и Северус решил, что не будет выглядеть навязчивым, если попытается разузнать всё из первых рук. А Бель уже закончила свой монолог и, гордо вздёрнув подбородок, оставила Рея. Северус заметил, как тот поспешно спрятал письмо, множа вопросы и вызывая интерес.
— Он не джентльмен, — первым делом пожаловалась Бель на Рея.
— И чем же он тебя обидел? — в голосе Люциуса появились насмешливые нотки. — Неужели был недостаточно почтительным?
— И это тоже, — она вытащила из пачки Люциуса сигарету и позволила дать себе прикурить. — Кстати, по пути сюда я нарвалась на конвой и едва ушла от «Фокеров» сопровождения. Поэтому к вам никто не любит летать.
Почему-то раньше Северусу не приходило в голову, как выкручиваются из таких ситуаций летчицы АТА — ведь оружие у них всегда было незаряженным, а значит, принять бой и защитить себя они не смогут.
— Бель, а как вы отбиваетесь?
Беллатрикс лишь поморщилась:
— Разве ты не знаешь, что война — не женское дело? Отбиваться нам не положено.
— Но это ведь не честно!
Она внимательно взглянула на Северуса, будто видела его впервые:
— А кто говорит о честности? В таких случаях мы спасаемся бегством и молимся, чтобы немец не оказался асом, а у него не оказалось радара. А если совсем прижмёт, то можно сымитировать атаку. Некоторые ведутся.
Кажется, о таком не задумывался и Люциус, у которого во взгляде появилась тревога.
— Бель, но ты ведь не играешь в эти игры?
— Разумеется, Люци. Хорошие девочки играют совсем в другие игры.
Всё-таки Беллатрикс была единственной, кому удавалось смутить Люциуса. Когда Бель улетела на устаревшем «Митчелле», Северус понял, что теперь будет тревожиться не только за неё, но и за Лили и остальных девушек из вспомогательных частей. Он бы не хотел оказаться безоружным, встретив врага, и мысль о том, что кому-то приходилось постоянно так рисковать, не давала покоя.
Впрочем, тревожился он не один. Вечером перед сном Люциус долго и задумчиво разглядывал серебрящийся в лунном свете снег, а потом вдруг сказал:
— Знаешь, а ведь Фрэнк лучше всех позаботился о своей женщине.
— Заперев её дома?
— Спрятав от войны. В небо она сможет вернуться и позже, когда это не будет так опасно, а сейчас...
Северус тут же подумал о том, что совсем никак не обезопасил подругу.
— Лили бы надо тоже так...
— Ты хочешь на ней жениться? — откровенно удивился Люциус.
Такая мысль Северуса даже не посещала:
— С ума сошёл? Она же не согласиться.
Но внезапно идея показалась очень перспективной. В конце концов, браки же бывают и фиктивными! И в Коукворте никто не удивится, если Лили выйдет за Северуса. Да и вообще так будет лучше для всех, и родители порадуются тому, что он устроен, и ребёнок уже есть. А дружба может стать вполне приличной почвой для брака, раз уж с любовью у Северуса не задалось. Надо лишь только всё хорошенько обдумать.
***
Люциуса решение Северуса сильно удивило. Казалось, его смутили слова о «фиктивном браке». Ну, или о том, что Северус решил так радикально разделаться с холостой жизнью. Люциус словно не понимал, что бывают такие ситуации, когда надеяться на чудо бессмысленно. А учитывая предпочтения Северуса, ждать чего-то хорошего не приходилось: Люциус сам обозначил границы их отношений, Рей по-прежнему сторонился и делал вид, что в их прошлом не было ничего, кроме приятельства, а искать кого-то ещё — это уже был перебор.
— Люци, я ещё не уверен, что Лили согласится, а ты уже предрекаешь мне унылую старость.
Люциус лишь махнул рукой. Видимо, это было что-то вроде «поступай, как знаешь». Иначе и быть не могло. Северус договорился с Блэкберном о краткосрочном отпуске в начале весны и написал Лили письмо с просьбой о серьёзном разговоре.
Задание в этот раз было простым: съёмка порта Орхус и его акватории. По данным разведки противовоздушная оборона там была откровенно слабой, поэтому заградительного огня зениток можно было не опасаться. До побережья их звено держалось вместе, чтобы потом сетью пройти над территорией противника.
Северус ещё раз проверил аппаратуру и карты, прокладывая курс так, чтобы гарантировано пересечь вражеское побережье в нужном месте. Хоть они и летели звеном, обычно штурманом выступал кто-то один, и он же вёл их небольшую группу к цели. Северус отметил курс на картах всех участников полёта, отлично зная, что пересечь Северное море — задача не из лёгких. Эта часть полета всегда была самой тягостной. Каждый имел время для размышлений, и на вкус Северуса — слишком много времени.
По опыту Северус знал, что пока они не достигнут вражеской территории, его будут терзать сомнения и неуверенность. Так было всегда — обычно все тревоги исчезали, стоило оказаться над побережьем противника. Двигатели звучали мелодично, и погода была, как говорили на их авиастанции, «то, что доктор прописал», ну или просто казалась такой. Облачность закрывала небо на высоте от шестисот до девятисот метров, а видимость под ней была превосходной.
Скоро Северус уже высматривал впереди проблеск береговой линии и озирался, отыскивая в небе скрывающиеся истребители. В своей навигации он не сомневался. Они должны были достичь материка приблизительно через десять минут. Он напряженно подался вперед, чтобы увидеть отдаленную линию побережья.
— Есть, тонкая карандашная линия на горизонте. Вон та башня, должно быть, маяк.
Голос Люциуса в наушниках успокаивал и подтверждал его наблюдения. Маяк. Именно он.
Северус проверил положение наземного ориентира по карте и дал поправку на изменение курса, чтобы подход к берегу оказался более точным. Люциус иногда подсмеивался над его тягой к совершенству, но Северус любил, чтобы всё было красиво.
До побережья оставалось еще несколько километров, когда он увидел два корабля. Разобрать, что это — немецкие эсминцы или торпедные катера с такого расстояния не получалось. Проклятье! Их не могли не заметить, и, конечно же, передать предупреждение в части береговой обороны и люфтваффе.
— Уходим вправо.
Люциус казался спокойным, и они почти синхронно выполнили разворот в надежде остаться незамеченными, скрывшись в облаках, но им не повезло. Оба корабля стали зигзагообразно менять курс и увеличили скорость, что легко отслеживалось по кильватерному следу. В результате вместо того, чтобы пересечь побережье южнее Лёккена, их группа пересекла его в нескольких километрах севернее. Северус отчётливо слышал в радиоприемнике легкое подвывание, бывшее ничем иным, как следствием помех от работы немецкого наземного радара, пытавшегося засечь нарушителей. На мгновение Северус подумал, что было бы здорово атаковать эти два корабля, но вместо бомб у них была техника для съёмки, поэтому атака была бы делом бессмысленным. Разве что обстрелять палубу и сделать фото на память. Потому что вне конвоя корабли были неинтересны для авиации.
Люциус приказал лететь над побережьем, немного поднимаясь, чтобы пересечь дюны. Под ними теперь лежала совсем плоская датская провинция, и, продолжая путь над полями и живыми изгородями, Люциус предупредил об опасности обнаружения. Обычно после таких слов командира следовал приказ отходить, но для этого они были слишком близко от цели.
Теперь, когда они, без сомнения, утратили жизненно важный фактор внезапности, фортуна, словно извиняясь, решила им подыграть. Подвывание в рации прекратилось. А значит, службы ПВО их потеряли. Все, что было известно противнику, что где-то над их территорией есть самолёты-нарушители, но попытки найти их теперь будут подобны поиску иголки в стоге сена.
— Что скажете, парни? Продолжаем полет?
— Разумеется. Мы в шаге от цели.
И совершенно никто не рассчитывал на эффективную службу наземных наблюдательных постов противника, тесно связанную с системой противовоздушной обороны люфтваффе в Дании. Тем временем погода улучшилась, облака исчезли, и, чтобы сбить противника со следа, приходилось постоянно менять курс на тридцать градусов. Они как раз удалились друг от друга, образуя удобную для съёмки сеть, когда в динамике зашуршало.
— Четыре истребителя подходят с задней полусферы.
Голос Рея в наушниках застал Северуса врасплох.
— Как далеко? — Люциус казался невозмутимым.
Северус бросил быстрый взгляд через плечо и увидел самолёты противника в полутора километрах. Они быстро приближались. Проклятье!
— Уходим! Быстро!
Повинуясь приказу, Северус развернул самолёт в сторону моря, одновременно пытаясь отыскать взглядом своих. Люциус... Артур... Рей... А теперь вперёд! Низкая высота полёта не позволяла спикировать, чтобы быстро набрать скорость, поэтому пришлось просто сдвинуть рычаги секторов газа вперёд до отказа. Оставалось ждать, пока самолет ускорится, теряя драгоценные секунды, и досадовать на низкую скорость, на которой было удобнее вести съёмку. Чтобы тягаться с «Фокке-Вульфами-190» и «Мессершмитами-109» скорость должна быть около пятисот километров в час, а никак не триста девяносто! Лишь в этом случае возможность перехвата была под большим сомнением.
Против них вышли четыре «Фокке-Вульфа-190», намерения которых были более чем прозрачными. Как только скорость достигла четырёхсот пятидесяти километров в час, Северус резко взял штурвал на себя, направляя «Спитфайр» почти вертикально к облакам. Он знал, что если не удастся скрыться в их тонком слое, то шансы на спасение будут невелики. Четыре самолёта — это лишь начало, и через несколько минут к ним подойдёт подкрепление. Это лишь вопрос времени, а потом начнётся охота. В ходе почти вертикального набора высоты «Спитфайр» постепенно терял скорость, а спасительные облака все еще были выше, намного выше, чем думал Северус.
Он прекратил подъем и тут же начал крутой левый вираж, уперев штурвал в живот. В глазах потемнело от перегрузок, но это мгновение здорово выручило, поскольку гунн не смог повторить крутой вираж. Как только он оторвался, Северус заложил вираж в противоположном направлении, а «Фокке-Вульф» резко ушел вверх и, сделав разворот на горке, зашел спереди. Набранная высота позволяла маневрировать, но, сконцентрировавшись на одном, Северус совсем забыл о втором истребителе.
Это была ошибка, о которой всегда предупреждают молодых пилотов, и теперь, имея четырехлетний боевой опыт, он все же сделал ее. Первый «сто девяностый» быстро приближался, и внезапно Северус увидел зловещие мерцающие вспышки в его носовой части и на крыльях, когда он открыл огонь из пушек и пулеметов. Казалось, он не мог промахнуться, но, к огромному изумлению, попаданий не было, и Северус даже забыл нажать на спуск своего собственных пулемётов, когда «Фокер» на мгновение заполнил прицел. Но теперь уже было поздно.
Северус это понял, услышав тревожный голос Люциуса и краем глаза заметив второй «Фокке-Вульф», стремительно приближавшийся справа снизу. Северус начал отчаянный разворот в его сторону, одновременно набирая высоту, чтобы как можно сильнее затруднить ему прицеливание, но было слишком поздно. Во время энергичного маневра «Спитфайр» потерял скорость, и, когда его правая плоскость опустилась, он задрожал от попаданий тридцатимиллиметровых снарядов и пуль. «Фокке-Вульф» был так близко, что вся его носовая часть, казалось, утопала в огне, когда стреляли пушки. У Северуса пересохло во рту, когда он понял, что двигатель и левое крыло загорелись.
Опустив нос, он чуть ли не вертикально пикировал в Северное море. В этот момент другая очередь разнесла на части приборную доску и боковые панели фонаря. Северус изо всех сил потянул штурвал на себя, и каким-то чудом «Спитфайр» отреагировал и начал выходить из смертельного пике. Его удалось удержать уже над самой водой, летя параллельно побережью приблизительно в сотне метрах от берега. И тогда он услышал крик Рея:
— Сев, сзади!
Взглянув через плечо, он увидел противника, приближающегося сверху сзади, чтобы окончательно добить. Снова раздался шум, отмечающий попадание снарядов в «Спитфайр». Выбора не было. Горящий двигатель не тянул, и самолёт просто падал.
— Сажусь на вынужденную на пляже! — крикнул Северус.
Он знал, что в воздухе спасения нет, и единственный шанс на выживание — посадка на песчаном берегу, при условии, что изрядно поврежденный самолет не взорвется при ударе. Северус попытался открыть фонарь и сбросил верхний люк, пролетевший в воздушном потоке над хвостом. Он не без энтузиазма подумал, что попадет в одного из преследователей, но чуда не произошло. Скорость стремительно падала, и когда Северус готовился сесть «на живот», оба удачливых противника пролетели над ним в десяти метрах. Удар о землю дёрнул привязные ремни, и самолёт подскочил в воздух и снова коснулся песка на скорости около двухсот пятидесяти километров в час. Самолёт протащило по песку, и он остановился, уткнувшись в воду одним крылом. Северус выбил ногой боковую дверцу кабины и, невзирая на боль от ушибов и порезов, вывалился на песчаный берег.
Охваченный пламенем самолёт был неважным трофеем, зато карты, документы и фотоплёнка не должны были попасть в руки врага. Северус принялся уничтожать всё, что могло заинтересовать немцев, и едва не пропустил разыгравшуюся над головой трагедию. Чей-то самолёт протаранил одного из «Фокеров», а пилот успел выпрыгнуть с парашютом, и теперь Северус с ужасом наблюдал, как его пытались расстрелять из пулемётов, и, наверное, расстреляли бы, если бы не удалось связать этих гадов боем. Два «Спитфайра» уводили тройку «Фокке-Вульфов» в сторону моря, а Северус бросился к месту посадки парашютиста, гадая, кто это, и жив ли он.
Парашют было видно издалека, но чем ближе к нему приближался Северус, тем страшнее ему становилось. Найти близкого человека погибшим было страшно, но только мысль о том, что иначе первым успеет противник, чей гуманизм вызывал огромные сомнения, гнала вперёд. Тихий стон прозвучал для Северуса райской музыкой — жив! Остальное неважно! А когда он увидел, что запутавшийся в парашюте человек режет стропы и тихо ругается, то ликованию не было предела. Северус бросился на помощь и уже через пару мгновений обнимал Рея. Всё-таки близость смерти неплохо борется с любыми условностями.
— Господи, какой чертовски длинный путь домой нам предстоит, — тихо пробормотал Рей.
— Мы выберемся, — пообещал Северус, нащупывая в кармане «Браунинг М1906».
Впрочем, что они могли с одним пистолетом против почти целого взвода автоматчиков?! Первыми появились два или три солдата во главе с унтер-офицером из наземного персонала люфтваффе. Ни Северус, ни Рей не говорили по-немецки, но прекрасно понимали, в какой заднице оказались. Унтер-офицер быстро нашел пистолет и, очевидно, выругался. Толкая в спину автоматами, солдаты повели их обратно ко все еще горевшему самолету. Северусу показалось, что они собираются расстрелять их и бросить в огонь. Но унтер-офицер спросил:
— Bomben?
Не понимая, чего от него хотят, Северус кивнул:
— Да.
Люциус. 1944-1945 ггЛюциус. 1944-1945 гг
До Стенмора, где размещался штаб истребительного командования, Люциус обычно добирался на машине, которую вёл его адъютант Крэбб. Поначалу штабная работа ему не нравилась, но потеря Северуса слишком дорого обошлась Люциусу, чтобы продолжать полёты. Он понял это, когда нажал на гашетку пулемёта, поймав в прицел вражеского парашютиста. Рука тогда всё же дрогнула, но чувство отвращения к себе никуда не делось. Мерзость войны, казалось, проникала сквозь кожу, отравляя всё вокруг, и если раньше у Люциуса был Северус, в глазах которого хотелось оставаться джентльменом, то теперь — лишь оглушительная пустота.
Блэкберн тогда на удивление тонко оценил его состояние и положил перед ним рекомендацию для перевода на штабную работу. Раздумывал Люциус недолго, но принять решение ему помогла мысль о собственном нарушении присяги. На его совести был проступок Мальсибера, который Люциус не только покрыл сам, доложив о героизме и трагической случайности, но и вынудил лжесвидетельствовать Артура Уизли. Не то чтобы тот сильно сопротивлялся, но всё же...
Когда сбили самолёт Снейпа, и Люциус в отчаянии мог думать лишь о том, жив ли Северус, Мальсибер, по сути, сам сдался в плен, нарушив Устав. Его таран был совершенно бессмысленным ходом в той ситуации и преследовал лишь одну цель — иметь веский повод покинуть самолёт. И сколько бы ни злился Люциус на Мальсибера, он не мог отказать ему в отваге, а заодно и невольно восхититься целеустремлённостью и силой чувства, не замечать которое мог только Северус с его неуверенностью в себе.
Люциус много думал об этой ситуации, но всё равно не мог для себя решить, как надо было поступать. И даже зная, что всего лишь следовал долгу, не мог уверенно сказать, что это решение было самым правильным и не имело альтернативы. И кто знает, может быть, именно поступок Мальсибера поможет Северусу выжить... кто знает?
— Отец, удели мне, пожалуйста, пару минут.
Люциус долго сопротивлялся желанию Нарциссы и Драко вернуться в Лондон. Их дом не очень сильно пострадал от бомбёжек, но опасность всё ещё сохранялась. Но в этом вопросе супруга впервые в жизни проявила крайнюю несговорчивость, поставившую Люциуса в тупик. Конечно, и в Уике было небезопасно — близость авиастанции ничем хорошим не грозила, — поэтому Люциус сдался. Правда, он ничуть об этом не жалел — с потерей Северуса он смирился только благодаря поддержке Нарциссы — ей удалось его убедить, что плен поможет дожить до конца войны. А вот Драко скучал по своим приятелям из Уика, хоть и во всём поддерживал мать.
— У меня есть десять минут, — улыбнулся Люциус.
Иногда ему хотелось взять сына за руку или ласково потрепать по волосам, вот только такой порыв остался бы непонятым.
— Отец, я собираюсь поступать в авиашколу.
Слова Драко застали Люциуса врасплох.
— Тебе только пятнадцать.
— Да, отец. Поэтому я договорился с мистером Блэком, и он пока будет просто давать мне уроки.
Люциус и раньше считал Сириуса безрассудным идиотом, но даже представить не мог, насколько окажется прав.
— Как ты себе это представляешь, Драко?
— Мистер Блэк пригласил меня погостить на свою учебную авиастанцию. Летом.
— И что ты хочешь от меня?
— Мне надо это будет как-то объяснить maman. Не хотелось бы её расстраивать.
Люциус несколько раз вдохнул, борясь с нахлынувшим раздражением, а потом вспомнил себя в пятнадцать лет и свой первый полёт на биплане, казавшийся чудом. Сэр Абраксас назвал это увлечение «лишённым смысла», но серьёзно не препятствовал, считая, что с годами пройдёт. Так, может, Блэк не такой уж идиот? Уж лучше бросаться в опасное увлечение рядом с тем, кто сможет поддержать. И стоило быть с собой честным — Люциус знал, что рано или поздно этот разговор состоится. Только вот не был готов, что Драко вырастет так быстро.
— Я сам ей объясню. Она поймёт.
— Спасибо, па. Я знал, что ты поможешь.
Люциус устало потёр переносицу и решил написать Блэку, чтобы он не слишком потакал Драко и хотя бы иногда вспоминал, что тот ещё ребёнок. Пусть и повзрослевший гораздо раньше времени. Из-за войны, которая ещё не окончена.
— Когда ты собираешься?
— Первого июня.
— Хорошо.
До назначенной даты оставалось больше двух месяцев. Люциус взглянул в окно и, заметив машину Кребба, поспешил на службу. Драко умел выбирать время для разговора — Нарцисса по утрам пропадала в комитете офицерских жён, где активно занималась благотворительностью. И судя лишь по адресам корреспонденции супруги, Люциус мог сделать вывод, что стальная воля и твёрдый характер — отличительная особенность не только Беллатрикс и Сириуса, но и всех членов их семейства. Кровь — не водица.
Драко пожелал ему удачного дня, и Люциус вышел из дома. По дороге в Стенмор Крэбб делился новостями, намекая на скорый реванш во Франции. Откуда он черпал свои сведения, было не ясно, но Люциус знал о готовящейся операции в Нормандии гораздо больше своего адъютанта и не спешил исправлять неточности в его рассказе.
Командный пункт с первого взгляда показался Люциусу похожим на амфитеатр. Закрытая стеклом полукруглая галерея с огромной картой на арене внизу. Вокруг нее сидели служащие в наушниках, находящиеся на прямой связи с радиолокаторами и наблюдательными постами по всей Южной Англии. Как только радары обнаруживали самолеты противника, сразу же начинали поступать сначала радио, а позднее и телефонные сообщения об их количестве, высоте, местоположении и курсе. При помощи стрелок и символов, передвигаемых по огромной карте, графически отображалось передвижение нападающих и позиции обороняющихся истребительных эскадрилий в течение всего сражения.
Одна стена этого командного пункта представляла собой огромную доску, разделенную на секции, соответствующие истребительным авиагруппам, и в этих секциях были данные о каждой доступной эскадрилье, лампочки показывали состояние их готовности в любой момент. Кроме того, на доске имелось боевое расписание: какие эскадрильи находились в воздухе и вели поиск противника, обозначалось, какие эскадрильи атаковали цель, какие возвращались на свои аэродромы для дозаправки.
Из-за стекла офицер наведения мог одновременно видеть и стол и доску и таким образом владел ситуацией в целом, наблюдая за ее поминутными изменениями. Также он знал фамилии пилотов и их позывные. На столе офицера наведения находились многочисленные телефоны, связанные с коротковолновой радиостанцией, и в любой момент он мог войти в прямой контакт с командиром любой эскадрильи или, если это было необходимо, с любым пилотом. Рядом с офицером наведения находились помощники, получавшие всю поступающую информацию и передававшие ее вниз «крупье» с их длинными лопатками, чтобы те отражали ее на карте. В специальной секции сидели офицеры, отвечавшие за управление зенитными батареями.
Люциусу нравилась рабочая атмосфера штаба, своим гулом напоминающая улей. Сейчас, когда открытие второго фронта стало делом ближайшего времени, это был очень растревоженный улей. Люциус поздоровался с офицерами службы наведения и отправился к себе — из-за участия в подготовке нормандской операции у него было много работы. Дверь в кабинет отворилась бесшумно, и Люциус лишь краем глаза уловил движение, отрывая взгляд от бумаг. На пороге стоял Том Риддл. Пугающе напряжённый и собранный.
— Что-то случилось, сэр?
От тревоги слова встали в горле комом, и Люциус не узнал собственного голоса.
— Я полагаю, что вам это будет интересно.
Риддл положил на стол перед Люциусом листок с донесением разведки.
«В ночь с 24 на 25 марта 1944 г. через прорытый подземный туннель длиной 102 м из лагеря Staiag Luft III, расположенного около г. Саган, в 14 км северо-западнее г. Шпоттау, в Верхней Силезии, смогли выбраться 76 узников. Гестапо ведёт активные поиски».
Люциус почувствовал, как у него дрожат руки, и сжал кулаки. О методах работы гестапо, благодаря работе в штабе, ему было известно достаточно, чтобы ощутить удушающий приступ паники.
— Они там? — только и смог спросить Люциус.
— А сами-то как думаете? — у Риддла дёрнулось лицо, но он держал себя в руках. — Без поддержки извне, без оружия и без знания языка они обречены.
— Может, их спрячут местные жители?
— Очень может быть. Только парни из гестапо умеют обыскивать. Идиоты... боже, какие же идиоты!
Люциус прикрыл глаза. Давно он не ощущал себя таким беспомощным. Но ругать беглецов он не мог — кто знал, каково им там было?! Вместо этого он замер от ужаса, будто одно его неосторожное движение способно нарушить хрупкое равновесие.
— Охрану этих лагерей обеспечивало люфтваффе. Они не зверствовали, и мне даже известны случаи с уважительным отношением к некоторым вчерашним противникам, — Риддл подошёл к окну и долго смотрел вдаль, прежде чем стукнуть кулаком по подоконнику: — Это был шанс дожить до конца этого безумия! А теперь...
Можно было не продолжать. Люциус боялся даже представить, что станет с беглецами, когда их поймают... если их поймают.
— Список сбежавших есть? — Люциус постарался, чтобы его голос звучал как можно твёрже.
— Блажен, кто верует, — мгновенно отозвался Риддл и, словно нехотя, добавил: — Список будет ближе к вечеру.
До вечера Люциус не находил себе места. Ему казалось, что пока он пьёт крепкий чай или листает газету, Северуса истязают... или даже уже... Не стоило забывать, что попытка бегства в военное время каралась расстрелом.
Когда стало совсем невмоготу, Люциус направился в кабинет Риддла. Адъютант в приёмной встал, лихо щёлкнув каблуками, и тихо сказал:
— Вас ждут.
Риддл сидел за столом, сумрачно разглядывая сцепленные пальцы, и, даже не взглянув на Люциуса, кивнул на лежавший перед собой листок.
— Номер пятьдесят четыре и пятьдесят восемь.
Люциусу не требовалось смотреть список, чтобы понять, чьи фамилии значатся под этими номерами, а Риддл, наконец, взглянул на него.
— Терять тяжело, но терять дважды и даже трижды... к этому невозможно привыкнуть.
— Да, — Люциус кивнул и сел на стул, предложенный рассеянным жестом.
— Я дал слово не вмешиваться в его жизнь, но сейчас мне, пожалуй, плевать на любые клятвы.
— Можно что-то сделать? — встрепенулся Люциус.
— Если только по линии Красного Креста, а это, надо полагать, будет небыстро.
Выдвинув ящик стола, Риддл достал оттуда армейскую фляжку и две алюминиевые стопки. Люциус молча опрокинул в себя какое-то обжигающее горло пойло и уставился на дёрнувшийся кадык Риддла. Почему-то подумалось, что прежде тот никогда так открыто не подставлял горло. Они выпили ещё по одной стопке, и Риддл тихо сказал:
— Возможно, мне понадобятся деньги.
Война сильно поистрепала состояние Малфоев, заставив задуматься о продаже особняка и переезде в место попроще, почти все активы были заморожены до лучших времён, но...
— Я готов вложиться в это дело.
— Буду рассчитывать на вас. Прозит!
Больше они не разговаривали. Люциус сдержанно попрощался и оставил Риддла наедине с его размышлениями. Дома он заперся в кабинете и, достав из сейфа досье Северуса, долго вглядывался в фотографию. Какой же он здесь ещё молодой! Тень от абажура настольной лампы придавала изображению объём и немного искажала черты лица, делая изображение нечётким. Люциус с удивление понял, что в глазах стоят слёзы. Суеверно обругав себя за то, что преждевременно оплакивает друга, он спрятал пожелтевшие листки обратно в сейф и отправился спать.
Утро было отвратительным — всю ночь Люциус пребывал в каком-то липком забытье, успев несколько раз увидеть и смерть Северуса, и его возвращение. И самое страшное, что он уже не верил ни в то, ни в другое. Нарцисса молча подливала кофе, бросая на Люциуса тревожные взгляды и ни о чём не спрашивая. Чтобы как-то её успокоить, он заговорил о Драко.
— Он вырос, — тихо сообщил он.
— Да, Люци, иногда такое случается, — Нарцисса зябко куталась в шаль. — Дети растут, родители стареют.
— Кроме тех, кто ушёл слишком рано.
Нарцисса пристально взглянула на Люциуса, а потом вдруг впилась зубами в ладонь, чтобы не вскрикнуть.
— Северус? — тихо прошептала она.
Люциус кивнул.
— Но... как?
— Он бежал из лагеря военнопленных. За ними погоня.
— Но это же ещё ничего не значит?
— Нет.
«Пока» повисло в воздухе, слишком страшное, чтобы его произносить вслух. Люциус подумал о том, что никак не подготовил супругу к разговору о будущем сына, но решил, что сейчас не самый подходящий для этого момент. Кроме того, до лета ещё достаточно времени.
На службу он ехал молча, никак не реагируя на словоизлияния Крэбба, который, впрочем, не встретив отклика, быстро заткнулся. В штабе Люциус первым делом отправился к Риддлу. Тот словно и не вставал из-за стола со вчерашнего вечера. Он выглядел спокойным и невозмутимым, однако тёмные тени под его глазами пугали Люциуса до жути.
— Что? — выдохнул Люциус.
— Идите работать! — рявкнул Риддл, и едва слышно добавил: — Поймано сорок два.
Да уж! Это не армия. Гестапо работали слаженно и оперативно, убивая надежду на возможность удачного исхода. Люциус склонил голову и вышел. К вечеру адъютант Риддла принёс записку, на которой было лишь число «73». Вероятность, что в тройке ускользнувших оказались Северус и Мальсибер, была ничтожно мала. Скорее всего, они так и бежали вдвоём, а затеряться всегда проще поодиночке.
Безвестность действовала на нервы сильнее всего. Люциус проклинал субординацию, не позволявшую ему немедленно пойти к Риддлу и выяснить всё, что тот знает. Но Риддл словно услышал его, прислав с адъютантом записку: «Приказ о расстреле подписал Гитлер».
Люциус не понял, как оказался на улице, сжимая в кулаке скомканную записку. По-зимнему холодный ветер бил в лицо, не давая дышать. Господи, как больно-то! Запрокинув голову, Люциус смотрел на небо, пытаясь вспомнить, за что его когда-то любил. Он не заметил, как появился Риддл, и вздрогнул только тогда, когда почувствовал на плече его ладонь.
— Гитлер немного одумался, — тихо сказал он. — Расстреляют пятьдесят человек. В назидание.
— Это очень много, — пробормотал Люциус, сжимая ладонь Риддла. — Очень.
— Да. У неангличан нет шанса. Другое дело, что союзников гораздо меньше...
Люциус хотел сказать, что его это не волнует, но прикусил язык. Волнует, да ещё как! Смерть — не та дама, о встрече с которой мечтаешь, но если она назначила свидание... Проклятье!
— Я могу вытащить только одного, — тихо сказал Риддл.
Именно этого Люциус и боялся. Он прикрыл глаза ладонью и тихо сказал:
— В тот день Мальсибер сдался сам, нарушив Устав и все правила.
Риддл напряжённо молчал и, кажется, даже перестал дышать. Люциус потёр совершенно сухие глаза и продолжил:
— Он сознательно повредил свой самолёт и, выпрыгнув с парашютом, сдался в плен.
— Скуадрон лидер Малфой, вы отдаёте себе отчёт...
— Да. Я не стал свидетельствовать против него лишь потому, что меня восхитил его поступок.
— Неужели? Вы знаете, как такие признания расценивает военный трибунал?
— Да, мистер Риддл. И я готов подтвердить свои слова под присягой.
Во взгляде Риддла Люциус ясно видел приговор себе и Северусу, поэтому сильно удивился, когда тот на мгновение стал мягче.
— Всё-таки идиотизм заразен, — пробормотал Риддл и ушёл, оставив Люциуса в совершеннейшем смятении.
***
Информация о побеге пленных лётчиков была засекречена, и, наверное, в этом даже был смысл, но Люциусу казалось, что он сходит с ума от отсутствия известий. Время тянулось бесконечно, а выписанный на предъявителя чек в банк Швейцарии не давал никаких гарантий. Люциус направился в кабинет Риддла лишь двадцать девятого марта, и пока пересёк два коротких коридора, успел себя накрутить так, что ему с порога была вручена стопка с пахнущим полынью пойлом. Желудок обожгло.
— Что? — выдохнул Люциус.
Риддлу не нужны были другие вопросы — он молча положил перед ним листок, на котором значилось пятьдесят фамилий. Не доверяя себе, Люциус трижды перечитал список, пока не убедился, что ни Снейпа, ни Мальсибера в нём нет.
— Спасибо.
— Самым трудным оказалось убедить заинтересованных лиц в том, что Снейп имеет вес как потенциальный заложник, — Риддл улыбнулся уголками губ, но взгляд его оставался по-прежнему холодным. — Их разделили по разным лагерям.
— Плохо.
— Я склонен с этим согласиться, но изменить ничего не могу, — Риддл устало потёр виски.
Люциус склонил голову:
— Я не знаю, как выразить вам свою благодарность, но...
Риддл с интересом взглянул на Люциуса:
— Зато это знаю я. Нужно будет выступить перед курсантами авиашколы в Станстенде. Поднять их боевой дух.
Отказываться было нелепо. Мало того, что Люциус любил публичные выступления, так ещё и в Станстенде был Блэк, а потребность навестить старого боевого товарища назрела давно. Лучшего повода и не найти.
— К вашим услугам, сэр.
Очевидно, что у Риддла просто не было времени на работу, которой не гнушался король. Впрочем, король не служил в штабе Истребительного командования.
В Станстенд-Маунтфитчет поезд прибыл уже в сумерках. Люциусу предстояло переночевать на авиастанции, чтобы вернуться в Лондон утренним поездом. После недолгих размышлений он решил провести встречу с курсантами сразу после ужина, чтобы потом было время пообщаться с Сириусом.
Люциус с интересом рассматривал учебную авиастанцию, видевшую первый полёт Северуса, Сириуса, Джеймса и Мальсибера. Если бы не война, то судьба каждого сложилась бы совершенно иначе, и не было даже сомнений, что гораздо лучше — все они были талантливыми пилотами. Люциус стиснул зубы и запретил себе даже думать о Северусе в таком ключе. Он обязательно вернётся, обязательно!
Сириуса Люциус отыскал почти сразу и стоически вытерпел все его постукивания, похлопывания и крепкие объятья.
— Как ты?
— Нормально. А ты?
— Неплохо.
— Ты специально ко мне? — прищурился Сириус.
— Попутно.
— Мы переписываемся с твоим сыном.
— Я знаю.
— Ты ведь не собираешься ему запрещать?
— Нет.
Люциусу показалось, что Блэк вздохнул с облегчением. Они быстро договорились встретиться после выступления, и Люциус отправился в штаб.
В клубе было шумно, но этот шум стих, стоило появиться флайт-лейтенанту Боунсу.
— Счастлив представить вам замечательного боевого офицера, кавалера креста «За лётные боевые заслуги» и Военного креста, скуадрон лидера Малфоя.
Люциус вышел вперёд и поклонился аудитории, встретившей его бурными аплодисментами. Он оглядел курсантов, и его сердце сжалось от болезненного понимания — какие же они все юные! Драко казался немногим младше, а ведь этим мальчишкам скоро предстоит идти в бой. Люциус постарался сосредоточиться на своей речи, но почему-то сейчас все её слова казались фальшивыми и чересчур пафосными. Когда пауза уже грозила затянуться, он кивнул слушателям в знак приветствия и начал:
— Я никогда не мог понять, почему противник решил, что ему помогут лишь разрушительные рейды бомбардировщиков. На самом деле потери укрепляли дух британцев в борьбе против них. И если в схватке двух истребителей и можно увидеть что-то романтичное и прекрасное, то бомбардировщик можно разглядывать лишь как цель.
Люциус не стал говорить про упоение боем, умолчал он и о таких мерзостях войны, как боль и потери. Этот опыт будет у каждого своим, и его не избежит никто. Чтобы не представлять лица этих мальчишек на фотографиях в траурных рамках, Люциус сосредоточился на Блэке, отмечая, как сильно тот изменился. Едва ли не до полной неузнаваемости, но больше всего поражало отсутствие улыбки и поседевшая прядь в угольно-чёрных волосах.
— Сэр, а вы участвовали в битве за Англию?
— Да. Вместе с вашим инструктором, — Люциус поклонился Сириусу, на что тот презрительно скривился, и закончил: — Как сражались вместе с ним и в небе над Францией.
Напрасно Люциус думал, что после его слов приободрённый Блэк займёт его место и, распушив хвост, начнёт рассказывать о своём героическом прошлом. Нет, тот лишь пожал плечами и даже не подумал встать со своего места. Удивительно, что и курсанты не стали ему досаждать — словно их разделяла с ним стена, целиком состоящая изо льда.
Впрочем, свою миссию Люциус выполнил с честью. Хотя, конечно, чувствовал себя не в своей тарелке оттого, что не был до конца честным и не предостерёг.
— Люциус, я не узнаю тебя, ты с такой серьёзностью говорил об осторожности, будто не понимаешь, что мальчишки таких слов просто не слышат, считая себя самыми умными.
В маленькой комнате Блэка царил хаос, а занавески были небрежно сколоты Военным крестом. Сириус смахнул со стола на пол какие-то бумаги и, не глядя, запнул их под кровать.
— У меня есть граппа, будешь?
— Да.
Война, определённо, расширяла гастрономические горизонты Люциуса — какую только гадость ему не приходилось пить... впрочем, и есть тоже. И тёплая граппа была ещё не самым худшим вариантом.
— Как ты? — снова спросил Люциус после четырёх рюмок.
— Живу, — попытался улыбнуться Сириус. — Как-то. Каждый день одно и то же... бесконечный день. Меняются только лица курсантов. И я стараюсь их не запоминать... чтобы потом, если что...
Сириус опрокинул в себя очередную рюмку и взглянул на Люциуса больным взглядом.
— Думал ли я, что буду так ждать писем от Снейпа? Хрен там! А когда он перестал писать? Ты не представляешь, как я боялся узнавать о нём! Вроде бы пока я не знаю, он там где-то живёт. Проклятье! — Сириус хлопнул по столешнице так сильно, что она загудела. — Когда эта война уже закончится?!
Люциус молчал, потому что боялся не сдержаться, если скажет хоть слово. А Сириус продолжал выворачивать наизнанку душу:
— Я видел его во сне...
— Кого?
— Снейпа... Северуса, — Блэк тяжело сглотнул. — Его расстреливали в каком-то овраге. Я никогда не видел, как это бывает, но тут... буднично, понимаешь? Для кого-то это работа.
Люциус ощутил леденящий холод, поселившийся где-то в животе и постепенно морозящий всё тело.
— Его должны были расстрелять, — выдохнул он. — Но он выжил.
Во взгляде Блэка плескалось безумие:
— А ты уверен, что он жив? Я видел этот мёртвый взгляд, спокойное лицо... я закрывал ему глаза.
— Это только сон, Сириус. Просто кошмар.
Блэк покачал головой и приложился к горлышку бутылки, допивая всё, что в ней осталось. Он несколько минут смотрел в одну точку, а потом вздохнул:
— У тебя хороший сын, Люциус.
— Я знаю.
— А ты не боишься, что он успеет вырасти до конца войны?
— Боюсь, — честно признался Люциус. — И ничего не могу с этим поделать. Только если попросить тебя.
— О чём?
— Береги его. И если он вдруг поймёт, что не хочет летать, помоги ему сохранить лицо.
Сириус кивнул и принялся разглядывать свои ногти, будто там есть что-то интересное.
— Он не свернёт, Люци, — тихо сказал он. — У него мечта.
***
Когда-то давно Люциус тоже умел мечтать. Только тогда всё в жизни было иначе, и даже время текло по каким-то другим законам, а каждый день приносил радость. Сейчас все мечты сместились к одной самой простой — скорее бы закончилась война. Но ради исполнения этой мечты Люциус мог бы рискнуть чем угодно, ведь она означала исчезновение смертельной опасности, которой подвергались все. Он не мог перестать думать о тех, кто волею судьбы стал для него близким и родным. И если до войны это были только Драко и Нарцисса, то теперь к ним добавились Северус, Беллатрикс, Сириус, Фрэнк, Лили, Алиса, Артур и даже Мальсибер. А с ними добавилось и поводов для волнений.
Между тем лето неумолимо приближалось. А вместе с его приближением росла тревога Люциуса. Сейчас, когда ему была известна дата высадки десанта на берег Франции, он не сомневался, что за этим последует серия ударов по Лондону. Союзным войскам удалось добиться господства в небе, но никто не застрахован от случайностей на войне. И если Драко очень удачно покидал Лондон, то с Нарциссой всё было непросто, но оставлять её в городе Люциус не собирался.
— Драко, мне кажется, что нам пришло время поговорить.
Люциусу удалось застать сына врасплох, но тот быстро взял себя в руки и невозмутимо улыбнулся:
— Конечно, отец.
Можно было лишь порадоваться такой выдержке — Люциус помнил себя в его возрасте, когда каждое предложение «поговорить» расценивалось как опасность. Впрочем, он этого тоже ни разу не выдал.
— Ты достаточно взрослый, чтобы понимать, что правда — понятие относительное.
Вот теперь Драко выглядел озадаченным:
— Ты предлагаешь мне солгать?
Всё-таки тонкости восприятия сыну не хватало. А может, и к лучшему?
— Я предлагаю тебе поддержать мою игру.
— Это как?
— Я разговаривал с Сириусом. Он ждёт тебя на всё лето.
— Да, это так, — кивнул Драко, с интересом глядя на Люциуса. — Ты хочешь его как-то разыграть, чтобы немного взбодрить?
— Тебе он тоже показался унылым?
— Мне нет. Но maman говорила, что он сейчас похож на тень самого себя.
— Она права, как всегда, но боюсь, что ему поможет лишь время.
— Тогда что ты предлагаешь?
— Я тебе предлагаю спасти Нарциссу.
— От чего? — Драко побледнел, но держался отлично.
— Летом будет повторение налётов на Лондон. Я бы не хотел рисковать никем из вас, поэтому ваш отъезд в Станстенд был бы самым лучшим выходом. Ты будешь постигать основы лётного дела, а Нарцисса могла бы организовать общество поддержки уходящих на фронт или ещё что. Я плохо себе представляю благотворительную деятельность.
— А почему ты думаешь, что она не согласится?
— Я в этом не уверен, но знаю, что она откажется, если это решение пойдёт вразрез с её понятием о долге. Но кроме долга у неё есть ты.
— Отец, но ведь это не честно, — нахмурился Драко.
— Поверь мне, жизнь стоит этой нечестности. Тем более, если это жизнь близкого человека. Что скажешь?
— Я поддержу тебя во всём.
Иного ответа Люциус и не ждал, но всё равно был очень растроган. Особенно подкупала трепетная серьёзность сына, от которой щемило сердце. Какой же он ещё юный! И как быстро растёт...
На службу Люциус ушёл с лёгким сердцем и до вечера обдумывал предстоящий разговор с Нарциссой. Однако позднее совещание помешало ему вернуться домой в приемлемое для беседы время, и Люциус решил дождаться утра. Когда он вышел из спальни, Нарцисса уже о чём-то спорила с Мари — чересчур смешливой помощницей по хозяйству. Заметив его появление, девушка мгновенно потупила взгляд и принялась собирать на стол. Война лишила завтраки былой изысканности, но кофе по-прежнему был отличным. Мари услужливо поклонилась и бочком покинула кухню — Люциуса она робела.
— Как твои дела, дорогой? — Нарцисса ласково погладила его по руке. — Что-то случилось?
Всё-таки она всегда тонко чувствовала нюансы. Люциус поцеловал её в висок и ободряюще улыбнулся.
— У меня вчера был очень интересный разговор с Драко.
— О чём?
— Я разрешил ему провести лето на учебной авиастанции. По приглашению Сириуса.
— Но он ведь...
— Да. Он хочет попробовать.
— Но он ещё ребёнок, Люциус.
— Он вырос, Нарси. Они с Сириусом неплохо проведут время.
— Сириус непременно научит его чему-нибудь неподобающему.
— Я думал о том, чтобы снять Драко половину дома в Станстенде, но совершенно не представляю, как он будет жить там один. Уж лучше в казарме с Сириусом.
Нарцисса склонила голову, что-то сосредоточенно разглядывая в чашке, а Люциус понял, что перестал дышать, лишь бы не помешать принятию непростого решения. Чтобы супруге было легче, он вздохнул:
— Я собирался было провести там лето, но Станстенд слишком далеко от Лондона, чтобы я мог ездить на службу, поэтому...
— Поэтому в Станстенд поеду я.
— Нарси, тебе будет не очень удобно.
— Я неплохо жила в Уике.
— Но твои дела... — Люциус даже скрестил пальцы, чтобы не спугнуть удачу.
— Я всё решу.
Драко был прав — играть на его мнимой беспомощности было несколько неспортивно, но иного выхода Люциус не видел. В Лондоне снова становилось опасно. Двенадцатого мая союзная авиация провела массированные бомбардировки, целью которых было уничтожение заводов, производящих синтетическое горючее. Задача была выполнена блестяще — заводы были разрушены на девяносто процентов, после чего немецкие механизированные части испытали острый дефицит топлива, потеряв возможность широкого манёвра.
Люциус проводил семью в последний день мая, и после этого несколько дней не покидал штаб. Удачную высадку десанта могло обеспечить лишь полное господство в воздухе, поэтому Истребительное командование работало на пределе сил.
Время начала операции определялось соотношением между приливом и восходом солнца. Высадка должна произойти в день при минимальном уровне прилива вскоре после восхода солнца. Это было нужно, чтобы десантные суда не сели на мель и не получили повреждений от немецких подводных заграждений в полосе прилива. В начале лета было только три таких дня — пятое, шестое и седьмое июня. Датой начала операции выбрали пятое июня. Однако из-за резкого ухудшения погоды Эйзенхауэр назначил высадку на шестое.
День «Д» Люциус провёл в амфитеатре Командного пункта. Он несколько раз подменял офицера наведения, с упоением погружаясь в атмосферу боя. В небе Франции сейчас было жарко, но всё же ситуация была гораздо лучше, чем летом сорокового года.
Люциус прежде даже не подозревал, что бывают десантные операции такого масштаба. С третьего по пятое июня войска первого эшелона вторжения грузились на транспортные суда. В ночь с пятого на шестое июня перед высадкой морского десанта десантные корабли сосредоточились в проливе Ла-Манш. Точками высадки были пляжи Нормандии, получившие кодовые названия «Омаха», «Меч», «Джуно», «Голд» и «Юта». Вторжение в Нормандию началось с массированного ночного парашютного десанта и высадки на планерах, воздушными атаками и обстрелом немецких береговых позиций флотом, а рано утром шестого июня началась высадка десанта с моря, которая шла несколько суток, как днём, так и ночью.
Благодаря отличной игре разведки десант ждали в районе Па-де-Кале, и быстро перебросить войска на двести пятьдесят километров немцам не удалось. Кроме того, в операции использовались искусственные гавани «Малберри» — на начальном этапе союзникам не требовался захват портов, вопреки мнению германского командования.
Держа руку на пульсе операции, Люциус понимал, что впервые за новейшую историю сухопутных сражений танки перестали играть решающую роль — всё зависело от авиации, и танковые войска вермахта становились лёгкой мишенью для господствующих в воздухе штурмовиков и истребителей. И впервые с начала войны им овладела уверенность в скором окончании этой бойни.

@темы: Севолюц, Фики мои, Фандомное, Снежная история, Снейсибер, Когда растает снег
Автор: HelenRad
Бета: мухомурчонок
Размер: макси
Пейринг: СС, ЛМ, РМ, ДП, ЛЭ, СБ, ББ, ТР и другие
Жанр: военные приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: мне всегда было интересно, что будет, если вдруг канонные "светлые" и "тёмные" окажутся на одной стороне. Кроме того, невозможно устоять перед таким артом Kedro Boiz, с которого началась эта история, и которым она закончится)))
Предупреждение: АУ, смерть персонажа


Эту историю хочется подарить SnowBlues с обещанием, что всё будет хорошо. Обязательно будет)))
1 часть
2 часть
3 часть
4 часть
5 часть
6 часть


Северус. 1942-1943 ггСеверус. 1942-1943 гг
Лето наступило внезапно. Северус и раньше иногда пропускал смену времён года, но чтобы настолько... Казалось, только вчера шёл снег, и вот уже полностью зелёные деревья. И когда только успели? Северус растёр пальцами клейкий листик, пытаясь ощутить весенний запах свежести, который когда-то будоражил воображение. Но, наверное, он всё просто пропустил. Снова. Кусты зашуршали, и Северусу в колено уткнулся мокрый нос.
— Привет, Бродяга... извини, сегодня для тебя ничего нет.
Кудлатый пёс обнюхал пальцы и согласно лизнул ладонь Северуса, после чего снова ткнулся носом, требуя ласки. Пса когда-то прикормил Поттер, чтобы без помех обмениваться письмами с Лили, и сердце Северуса каждый раз предательски сжималось, стоило появиться Бродяге. Чувство вины никуда не делось и оставалось таким же острым, как и в день гибели Поттера. А ещё он не мог больше смотреть в глаза Лили, потому что ожидал увидеть в её взгляде заслуженный упрёк, и не находил для себя оправдания. Северус порылся в карманах комбинезона и нашёл поломанное печенье.
— Держи, дружище, но больше точно ничего нет.
Бродяга деликатно слизнул с ладони крошки и даже довольно ими захрустел. И только теперь Северус заметил записку, алой лентой привязанную к ошейнику.
«Сев, нам надо поговорить. Подойди, как сможешь. Л».
Он вытер вспотевшие ладони о комбинезон и достал ещё одну сигарету. Лили не стала бы его звать, если бы что-то не случилось... что-то плохое. Ноги принесли Северуса в штаб прежде, чем он понял, что именно туда ему и надо. Маккензи отнёсся к его просьбе с пониманием и отпустил на целых три часа, благо график вылетов позволял.
— Северус, что случилось?
Умению Люциуса появляться там, где что-то происходило, можно было только позавидовать. Северус протянул ему сложенный листок:
— Вот.
Люциус помрачнел:
— Всё-таки не убедил!
— В чём?
— Она сама тебе расскажет.
— Люциус, что именно?
— Я могу ошибаться, — Люциус стиснул его запястье. — Всё будет хорошо.
Северус ненавидел эти слова. Так говорили, когда больше было нечем утешить, и это пугало больше всего. Но если Люциус не хотел отвечать, он этого не делал.
Северус вышел в Уик, свистом подозвав Бродягу. Почему-то его компания придавала уверенности. Дорога показалась короче, чем запомнилось, и Северус недолго постоял у входа, успокаивая дыханье, прежде чем постучать. Дверь открыла Нарцисса.
— Северус, дорогой, давно тебя не видела... как ты?
— Нормально. А Лили...
— Заходи, сейчас я её позову.
В гостиной на ковре сидели Драко и Гарри и увлечённо рисовали самолёты. Вернее, рисовал Драко, а Гарри пытался добавить им достоверности. Северус давно не видел Лили, и сейчас вновь испытал острый укол вины. Подруга сильно похудела и теперь походила на бледную тень самой себя. Она кивнула Северусу и взглянула на Нарциссу:
— Нарси, мы прогуляемся, вы же с Драко присмотрите за Гарри?
— Конечно, дорогая, — во взгляде Нарциссы мелькнула тревога, от которой сердце Северуса снова сжалось.
На улице Лили взяла Северуса за руку точно так же, как в детстве. Вот только сейчас она была непривычно серьёзна.
— Ты почему перестал приходить, Сев?
Северус стиснул её ледяную ладонь, словно хватался за соломинку:
— Прости меня, Лилс. Я не смог... не справился... но если бы я мог поменяться с ним местами, я бы...
— Знаю, Сев... ты бы это сделал... но не смог, и ты не виноват. Не надо...
— Но я...
— Не надо, Сев. Ничего не изменить. И сколько бы ты ни казнил себя, Джея не вернуть. И ты по-прежнему ни при чём.
— Лилс, я...
— Сири тоже винит себя. Что выжил. Что ж вы за идиоты такие, а?! Вместо того, чтобы просто жить, терзаете себя придуманной виной. Что ты, что Сири, и даже Люци!
— Люциус? — удивился Северус.
— Он вообще считает себя ответственным за всё, не хуже тебя. Только, может быть, страдает не так ярко, как ты, — Лили заметила, как Северус закусил губу, чтобы не ляпнуть лишнего, и осторожно погладила его по запястью. — Не обижайся, Сев. Просто, кроме вас, у меня никого не осталось... это страшно, когда в одном человеке сосредоточен весь мир. Мой мир разбился вдребезги.
— Но у тебя же есть Гарри!
Северус часто слышал, как это говорили Лили, хотя не очень понимал, как это должно утешить. Но он вообще плохо разбирался в чувствах.
— Есть, да. И он очень похож на Джея... и мне будет безумно тяжело с ним разлучиться.
— О чём ты?
— Я написала прошение о зачислении в АТА, в подразделение Полин Гауэр. Его удовлетворили.
Северус замер. Почему-то такое просто не приходило ему в голову. Он думал, что Лили всегда будет где-то рядом, а когда сумеет его простить, то можно будет снова общаться, как прежде. И он всегда будет знать, что у неё всё хорошо, а так...
— Лилс, а как же Гарри?
— Я отвезу его Петунье.
Северус мигом вспомнил последнюю встречу с этой фурией.
— С ума сошла?!
— Вовсе нет. Наоборот, сейчас я как никогда рациональна и даже расчётлива. В АТА женщины-пилоты получают офицерское жалование, а мне надо растить ребёнка! Петунья едва сводит концы с концами, поэтому с радостью будет заботиться о моём сыне, если это поможет поправить её положение.
— Но она же...
— Кровь — не вода, Северус. Она — моя сестра. И она обещала заботиться.
— Но если дело в деньгах... Лилс, почему ты молчала? Я бы даже не заметил, если бы отдавал половину своего жалования тебе. У меня просто ещё родители...
— Сев, да не в деньгах дело! Нарси и так не берёт с меня ни копейки, настаивая на том, что я её компаньонка и вполне могу потребовать плату сама. И Люциус это несколько раз повторял.
— Но почему тогда Петунья? Почему бы тебе не оставить ребёнка Нарциссе?
— Сев, что ты такое говоришь?! А вдруг со мной что случится?
Северус похолодел. Этого ещё не хватало!
— Лилс, пожалуйста, послушай меня. Зачем тебе всё это? Просто представь, что будет с Гарри, если с тобой что случится.
— Да ничего не будет! — Лили устало улыбнулась. — Я уже устала всем это повторять. Бель вон сколько летает, и ничего. Не жалуется.
Северус не мог себе даже представить жалующуюся Беллатрикс, а потому и не нашёлся с ответом, тем более, что Лили продолжила, как бы между прочим:
— Я, в общем-то, позвала тебя для того, чтобы попрощаться.
— Как?
— Ну да. Послезавтра мы с Гарри уезжаем в Коукворт, а оттуда я одна — в Аксбридж.
— Так быстро?
— А чего тянуть-то? — впервые за разговор улыбнулась Лили.
— Лилс, но всё-таки — зачем?
— Зачем? — Лили ласково потрепала Северуса по руке. — Потому что я не могу иначе. Потому что есть небо, и оно огромное. Потому что в нём у меня всегда будет Джей.
— А Гарри? — спросить про себя у него не повернулся язык.
— А к нему я всегда буду возвращаться. Чего бы мне это ни стоило.
Северусу стало не по себе. Но когда ему удавалось остановить Лили, если она уже всё для себя решила?
Люциус встретил Северуса у ангара, словно ждал. Он молча протянул сигареты и щёлкнул зажигалкой.
— Лили вступила в АТА, — пробормотал Северус. — Послезавтра уезжает. Ты знал?
— Да, — Люциус кивнул и тоже закурил. — Мне казалось, что у меня получится её отговорить.
Северус покачал головой. Он слишком хорошо знал подругу.
— Если бы... она ни с кем не советуется, принимая решения, и если уж что-то решила...
— Это я понял. Она сказала Нарциссе, когда уже получила ответ из АТА, — Люциус устало потёр переносицу. — В этом они очень похожи с Бель.
Северусу хотелось возразить, что у Бель не было ребёнка, и вообще она никого не теряла, но только махнул рукой. В конце концов, что он про неё знал? Хотя вот про Люциуса он знал гораздо больше, но всё равно временами не мог его понять, что частенько приводило к неловким моментам. Хорошо, что Люциус не придавал им большого значения.
«Цирковые представления» закончились ещё в ноябре прошлого года, после того, как командование, наконец, признало изменение условий игры. Именно с тех пор и началось стремительное увеличение числа легких бомбардировщиков. Кроме того, на вооружение британских частей были приняты самолеты «Бостон», разработанные американской корпорацией «Дуглас». Эти машины несли большую бомбовую нагрузку, чем «Бленхеймы», и их скорость была гораздо выше. Медленно, но неотвратимо налеты становились все мощнее и наносили уже ощутимый вред экономике врага.
Изменились и методы проведения атак. Теперь бомбардировщики и истребители сопровождения пересекали Ла-Манш на малой высоте, вне поля видимости немецких радаров. И только достигнув побережья Франции, они набирали высоту. Отныне немецкие истребители не могли взлетать тогда, когда им это было удобно, и не успевали занять выгодную позицию для нападения — «Спитфайры» чаще всего уже находились выше.
Блэк так и не вернулся в эскадрилью. После своего фееричного тарана он три месяца пролежал в госпитале, а затем переквалифицировался в инструктора авиашколы. Он прислал очень лаконичное письмо Люциусу, в котором даже извинился за своё решение, только это не меняло того факта, что в тот день они потеряли обоих. Тогда Люциусу удалось заполучить в их группу Лонгботтома и Розье. В таком составе они продержались больше года.
Розье погиб девятнадцатого августа в небе над Дьеппом. Эта акция носила, в основном, разведывательный характер, так как требовалось выяснить, возможно ли захватить этот морской порт. Первым условием выполнения задачи было завоевание господства в воздухе. Поэтому Ли-Мэллори поднял в воздух все, что было в его распоряжении на тот момент, не побоявшись даже оголить систему ПВО Британии.
В небо подняли сорок восемь эскадрилий «Спитфайров», авиакрыло из трех эскадрилий «Тайфунов» и восемь эскадрилий «Харрикейнов». Командование RAF планировало создать над Дьеппом своеобразный «воздушный зонт». Однако практика показала, что такой зонт все равно оказался дырявым. Удалось добиться лишь временного господства в воздухе на крайне ограниченном участке фронта, заплатив за это слишком большую цену. Огонь зенитных установок оказался слишком плотным, и если в воздухе бой вёлся на равных, то поддержка с земли решила его исход. Потери Люфтваффе были вдвое меньше. Вдвое!
Терять было больно. За этот год Розье стал для Северуса Эваном, точно так же, как и Лонгботтом — Фрэнком, и уже казалось, что они знакомы не меньше десяти лет, а то и больше, и даже думать не хотелось, что кто-то его может заменить. Давно уже Северус не чувствовал себя настолько опустошённым. Даже два дня передышки, положенные после тяжёлых боёв, не вернули ему душевного равновесия. Первый день он просто отсыпался, а второй — лежал на кровати, разглядывая трещины в потолке. В голову лезли совершенно дурацкие мысли о тех, кого он уже потерял, и тех, кого может лишиться. Рей, Джеймс, теперь ещё Эван смотрели на него с этого дурацкого потолка — молодые, весёлые и совершенно живые... а сколько таких было?..
— Сев, привет! А чего это ты тут валяешься?
Северус едва не упал с кровати:
— Лили?! Но как?
— Я специально попросилась в этот рейс вместе с Бель и Алисой, — Лили довольно улыбнулась и, подперев плечом дверной косяк, задорно подмигнула. — Надо же нам знать, как наши мальчики?
Северус сел и растёр ладонями лицо, приходя в чувство.
— Эван погиб, — глухо сообщил он.
— Я знаю, — Лили вмиг оказалась рядом и взяла Северуса за руку. — У Бель есть возможность заглянуть в списки погибших. Она первым делом узнаёт о вас. Пойдём, Люциус всех приглашает к себе.
— Меня он не звал, — пробурчал Северус.
— Он попросил меня. Сказал, что только я смогу вытащить тебя из депрессии.
— Правда?
— Вру, конечно, — улыбнулась Лили. — Пойдём, у нас мало времени.
Северус умылся ледяной водой и пошёл с подругой, которая явно хотела его отвлечь, всю дорогу болтая о каких-то глупостях. Однако чем ближе они подходили к дому Люциуса, тем серьёзнее становилась Лили. Наконец она замолчала на полуслове, а потом и вовсе остановилась.
— Лилс, ты чего?
Лили закрыла глаза и покачала головой.
— Понимаешь, здесь я была сначала очень счастлива, а потом настолько же несчастна... а Гарри... что я скажу Драко, когда он про него спросит?
— Правду? — предположил Северус.
— О том, что я бросила ребёнка?
— Лилс, ты что такое говоришь?!
Лили горько усмехнулась:
— Думаешь, я не знаю, что говорят за моей спиной?!
О таком Северус просто никогда не задумывался и, наверное, правильно делал.
— Лилс, да наплюй ты на них!
— Обязательно, — Лили слегка толкнула его плечом. — А ты умеешь утешить.
— Обращайся, если что.
Но всё-таки Лили повеселела и в дом Малфоев входила уже с улыбкой. Нарцисса встретила её очень тепло, и Северусу стало немного неловко за свою тревогу. Зато Драко лишь вежливо поздоровался и продолжил разговор с Бель, а ведь раньше он всегда с удовольствием беседовал с Лили. Неужели, и правда, обиделся за Гарри? Нарцисса увлекла Лили на кухню, Фрэнк что-то горячо обсуждал с Алисой, не обращая ни на кого внимания, поэтому Северус и позвал Люциуса покурить. Почему-то в присутствии Нарциссы ему всегда хотелось оправдываться за такие невинные порывы.
Молчание было настолько уютным, что Северус от удовольствия прикрыл глаза. Всё-таки рядом с Люциусом комфортно было не только в бою.
— Тебя можно поздравить? — поинтересовался тот после пары затяжек.
— С чем? — насторожился Северус.
— Лили повеселела, — Люциус игриво подмигнул.
— Я здесь ни при чём, — пожал плечами Северус. — Мы просто друзья.
— Мне казалось, что она всегда тебе нравилась.
— Как друг, — с нажимом повторил Северус. — Дружба тоже очень сильное чувство.
— Тоже.
Северус взглянул на Люциуса, неожиданно ставшего очень серьёзным, и внезапно признался:
— Вот ты, к примеру, очень хороший друг.
Со смущением помогла справиться Беллатрикс, которая очень кстати вышла на улицу покурить, а вообще встреча получилась тёплой, почти семейной. Нарцисса разливала чай и наверняка добавила в него что-то успокоительное, потому что Северусу удалось не только наравне со всеми вспоминать Эвана, но и взглянуть в глаза Лили, когда заговорили о Джеймсе. Один только Фрэнк выглядел чересчур напряжённым. Кажется, в чувство он пришёл, только когда пришла пора прощаться — обычно стеснительный, он обнял Алису и сначала что-то горячо прошептал ей на ухо, а потом и вовсе принялся целовать, невзирая на восторженный свист многочисленных зрителей.
— Пробрало, — прокомментировал Люциус.
Когда девушки улетели, он попытался подшутить нал «героем-любовником», но Лонгботтом вдруг разозлился:
— Что бы ты понимал! — махнул он рукой, и его лицо перекосила судорога боли. — Она ждёт ребёнка! А я не только не могу её защитить, но и провожаю... в пекло.
***
Тем временем на вооружение Люфтваффе приняли новый истребитель «Фокке-Вульф FW190A». Если «сто девятый» Люциус назвал «скаковой лошадкой», скоростной и проворной, то «сто девяностого» сравнил с типичным кавалерийским скакуном, мощным и надежным. В лошадях Северус не разбирался, но столкнувшись с «Фокке-Вульфом» в небе, понял, о чём речь. Для пилотов «Спитфайров» появление этого скакуна оказалось неприятным сюрпризом. Новый немецкий истребитель имел большую скорость, стремительнее набирал высоту и уходил в пике. Он уступал британским самолетам только на виражах, где быстро терял скорость. Это таило в себе серьезную опасность, так как эта потеря происходила совершенно неожиданно, и самолет мог внезапно сорваться в штопор. Получалось, что резкие маневры на малых высотах превращали «Фокке-Вульф» в потенциального убийцу для собственного пилота, поэтому новая тактика как раз и заключалась в том, чтобы заставить противника принять бой именно на такой высоте.
Втроём они пролетали недолго. Уже через две недели на их авиастанции ожидалось пополнение, и Фрэнку предстояло выбрать ведомого. Люциусу удалось договориться с Маккензи о такой возможности, которую скуадрон лидер иронично назвал «правом первой ночи». Но их звено было на очень хорошем счету, и они могли это себе позволить.
— Выбирайте! — Маккензи вручил Люциусу несколько папок с личными делами новичков. — Но лично я бы порекомендовал Уизли и Грюма. Они, конечно, необстрелянные, зато были инструкторами в авиашколе, и...
На Северуса нахлынули воспоминания о первом полёте, успехе Рея и том далёком довоенном лете, когда казалось, что смерти нет.
— Уизли! — тихо сказал он. — Я его знаю.
Люциус полистал его личное дело и протянул Фрэнку:
— Мне нравится.
Лонгботтом глянул только на фотографию и весело фыркнул:
— Староват, конечно, но я доверяю вашему вкусу.
Люциус, сохраняя серьёзное выражение, взглянул на Маккензи:
— Упакуйте нам Уизли, сэр.
Рассмеялся он только на улице:
— Почувствовал себя знатным вельможей-рабовладельцем. Но этот Уизли вроде бы неплох. Он был твоим инструктором?
— Нет, — Северус покачал головой. — Он поднял в небо Рея.
Люциус как-то странно взглянул на него, словно собираясь что-то сказать, но всё же промолчал. И правильно — о чём здесь ещё говорить? Так в молчании они дошли до навеса и, не сговариваясь, остановились покурить. Удивительно, сколько воспоминаний может разбудить появление человека из прошлого, а ведь Северус с ним даже не общался — лишь изредка перекидывался парой-тройкой слов. И Люциус словно почувствовал его настроение, заговорив с Фрэнком:
— Какие новости от Алисы?
— Летает, — вздохнул он. — И собирается летать почти до конца...
— Так не пойдёт! — Люциус иногда бывал очень категоричным. — Это неправильно.
— Да. Я хочу с ней обвенчаться, но...
— Она против?
— Я не успел спросить. Дело в другом.
— Как в другом? — возмутился Люциус. — О чём ты вообще думаешь?!
— О чём? — обычно спокойный Фрэнк завёлся с пол-оборота. — Люциус, ты же сам говорил о возможном переводе на Фарерские острова. А там только казармы... Я хотел договориться с матерью — у неё дом в Ливерпуле, но ты бы видел, что она мне написала! Она не знает Алису, но уверена, что «приличные девушки» не летают! И уж точно не служат в армии. А куда я приведу Алису с ребёнком?!
— Лонгботтом, ты — идиот! — Люциус отбросил сигарету. — Я никак не могу найти Нарциссе достойную компаньонку, а ты ищешь проблемы там, где их нет. На Фарерские острова мы попадём не раньше января, а за это время ты всё успеешь! Северус, а ты чего молчишь?!
— Да ты всё так хорошо сказал. И ты абсолютно прав — Алисе уже опасно летать. Фрэнк, ты вот сам приложи себе подушку на живот и попробуй.
Фрэнк потрясённо замолчал, а Люциус с интересом взглянул на Северуса:
— Подушку, говоришь? А зачем ты её прикладывал?
Развить тему и повеселиться помешало появление Фрэнса — адъютанта Маккензи, который сообщил, что скуадрон лидер срочно требует их к себе. Неужели передумал? Или что-то случилось...
Маккензи широким жестом пригласил их войти в кабинет, который они покинули четверть часа назад, и широко улыбнулся.
— Мне только что звонили из штаба, — он любовно взглянул на телефонный аппарат. — И я счастлив сообщить, что флайт-лейтенант Малфой, флэг-офицеры Снейп и Лонгботтом награждаются крестом «За лётные боевые заслуги».
Стоило ли говорить, что этот повод был превосходным оправданием дикой вечеринки? Северус проснулся, с ужасом понимая, что в кровати не один. С трудом открыв глаза, он почувствовал себя чуть лучше, понимая, что полностью одет, а значит, ничего непоправимого не произошло. Головная боль и жажда гнали его из кровати, но сил хватило только перевернуться и уткнуться лицом в подушку.
— И откуда ты такой беспокойный взялся? — пробурчал его случайный сосед.
Северус выдохнул. Не Люциус! Уже проще — перед ним было бы особенно стыдно, мало ли что произошло?
— Сев, не возись!
Мог ли Северус думать, что так обрадуется, обнаружив в своей постели Лонгботтома? Особенно понимая, что ничего криминального не было, и Фрэнк не станет вспоминать об этом досадном недоразумении. Сразу же нашлись силы дойти до душа, где удалось минимизировать последствия вчерашней пьянки. Хотя вылет в этот день получился довольно тяжёлым. Хорошо хоть, совершенно пустым.
Когда вечером в столовой начали обсуждать вчерашнюю вечеринку, Северус с удивлением узнал, что вчера в клубе их авиастанции произошло «недоразумение» с союзниками. Недавно прибывшая восьмая воздушная армия ВВС США разместилась на многих авиастанциях, и Уик не стал исключением. Обычно совместные вечеринки не несли в себе никаких опасностей — собрались, повеселились и разошлись, но вчера один из американцев громко пошутил, что Австралию надо присоединить к Америке в качестве сорок девятого штата. Его шутка могла бы остаться незамеченной, но инструктором по радарам в Уике был австралиец Джек Хоукинс.
Такого попирания основ государственности он просто не мог стерпеть и в одиночку решил разобраться с американскими визитёрами. Решающим аргументом стал стул. В умелых руках Хоукинса этот невинный предмет мебели получил вторую жизнь и слегка подпортил интерьер клуба. Удерживали инструктора втроём, и Северус с интересом узнал, что сам он в это время обложил союзников недружественной бранью и чуть было не стал жертвой собственной экспрессии и памятных с детства слов. Но за него уже вступились почти все присутствующие, и массовую драку предотвратил только Люциус, которому удалось увести Северуса в его комнату.
В общем-то, ничего удивительного не было, Люциус мог и не такое, только вот, узнав эту пикантную подробность, Северус вдруг совершенно отчётливо представил, как Люциус заводит его в комнату, начинает укладывать на кровать, а потом целует... проклятье! Такого просто не могло быть! А разыгравшееся воображение подбрасывало совершенно немыслимые картины. Северус был настолько ошарашен играми своего сознания, что решил больше никогда не пить. Мало ли...
Приказ прибыть на церемонию награждения на авиастанцию в Уадингтоне они получили через три дня. Северус не ожидал от церемонии ничего особенного и сильно удивился, узнав, что вручать награды им будет король Георг VI. Все восемь награждаемых встали в центр каре, сформированного персоналом авиастанции в одном из больших лётных ангаров, и почти сразу же появился Георг VI в форме маршала Королевских ВВС. Он прибыл на авиабазу пятой бомбардировочной авиагруппы лишь для того, чтобы вручить награды пилотам из различных подразделений. Для Северуса это значило очень много. Перед тем как приколоть награду, король пожал ему руку и сказал несколько добрых слов.
До этого Северус видел короля только на фотографиях и на кинопленке, где он всегда казался гораздо выше. Хотя разве дело в росте? Мало кто из монархов делил со своими подданными все опасности и горести войны, имея возможность этого избежать.
Когда они возвращались после церемонии в Уик, Люциус подмигнул:
— Отметим?
Северус хотел возразить, но его опередил Фрэнк:
— Воздержимся до моей свадьбы.
***
Северус считал Фрэнка Лонгботтома очень спокойным и даже флегматичным человеком. Тем сильнее было удивление, когда тот устроил переполох в штабе, требуя для себя неделю отпуска для «устройства личной жизни». Маккензи появился к концу скандала и мудро принял его рапорт. Если Фрэнку и стало неловко за свою выходку, то он не подал вида. Правда, Северус услышал, как Маккензи поинтересовался у Люциуса, не Бель ли ввергла их товарища в это состояние, и узнав, что нет, повеселел. Будто она какое исчадие ада.
После конфуза на вечеринке Северус старался вести себя сдержанно и благоразумно, так, чтобы Люциус не догадался о его недружеских фантазиях, которые посещали всё чаще. Можно было сколько угодно убеждать себя, что Нарцисса — идеальная жена, а Драко — прекрасный сын, от которых в одночасье не отказываются, только вот желание ощутить себя на их месте иногда становилось нестерпимым. Северусу казалось, что ему хватило бы и тени такой любви, пусть даже украденной и постыдной, но эта мечта была совершенно недостижимой. Даже пожать руку королю оказалось проще, чем не по-дружески прикоснуться к Люциусу, и это было ужасно.
Чтобы не вводить себя в большее искушение, Северус старался не оставаться с предметом своих грёз наедине — в большой компании контролировать себя было намного проще, и в разговоре не возникало мучительно неловких пауз. А перед сном, чтобы выбросить из головы глупые мысли, Северус стал писать письма: домой, Блэку и Лили. Мать ему подробно расписывала все новости Коукворта, и было приятно читать, с какими подробностями отец рассказывал об их награждении каждому, кто хотел слушать. А может, и не хотел — Тобиас не отличался излишней деликатностью. А фотографию, где Северусу пожимал руку король, видели в их городке все.
А ещё мать иногда писала про соседей, и Северус с интересом узнавал, что Гарри застрял в том же заборе, где когда-то Лили порвала юбку, и прикормил пса, которого назвал Бродягой. Лили же почти ничего не писала о сыне, и Северусу казалось, что он понимает причину. Её письма были настоящим потоком сознания — она выговаривалась о настоящем, но молчала о том, что её действительно терзало. И то, что имя Джеймса не упоминалось даже вскользь, просто кричало о том, что болеть меньше не стало. Точно так же Северус никогда не вспоминал Рея.
У Блэка, кстати, болело не меньше. Но он хотя бы об этом писал: коротко и резко, как умел только он. Попутно высмеивая новых курсантов. Северус как раз раздумывал над очередным ответом, когда в его комнату вломился Фрэнк.
— Сев, мне нужна твоя помощь! Ты ведь не откажешь?
— Смеёшься? Разумеется, нет.
— Тогда будь шафером на моей свадьбе... на нашей свадьбе.
У Северуса совершенно не было опыта в таких делах, но не отступать же теперь?
— Когда?
— Завтра. И ещё... — Фрэнк замялся. — Не мог бы ты как-то... в общем, заняться моей матерью.
— Как? — к такому Северус точно не был готов. — Я не умею с женщинами...
— Да там уметь ничего не надо, просто отвлекать её от Алисы.
— Может, лучше Люциус? Он умеет... то, сё...
— Люциус само собой. Просто ты не знаешь мою мать. Она не знает Алису, но уже настроена против неё.
— Но ведь на свадьбу она приезжает?
Фрэнк лишь тоскливо взглянул на Северуса:
— Займись ей, ладно?
И Северус пообещал, хотя даже близко не представлял, чем может помочь. На венчание пришли почти все лётчики их эскадрильи. А Маккензи согласился отвести Алису к алтарю, и Северус с удивлением узнал, что её отец сейчас воюет в небе над Алжиром. Нарцисса сердечно поздравила мать Алисы, а Люциусу удалось отвлечь мать Фрэнка, и церемония прошла просто отлично. Правда, не обошлось без эксцессов. Во время службы над церковью на небольшой высоте, приветствуя новобрачных, пролетело звено «Бьюфайтеров» из восемнадцатой эскадрильи. Шум получился потрясающий, и, глядя на мать Фрэнка, Северус сильно усомнился, что она это одобрила.
— Августа.
— Что, мэм? — Северус пожал протянутую руку, понимая, что сделал что-то не то.
— Это моё имя, — мать Фрэнка возвела очи горе, но снизошла до разговора. — А вы, кажется, Северус?
— Да, мэм. Я — это он.
Только обещание не позволило Северусу сбежать, хотя очень хотелось. И как это у Люциуса такое общение выходило непринуждённо?
— Вы дружны с Фрэнком? — продолжила допрос Августа.
— Да, мэм. Мы летаем в одном звене.
— Да-да, я знаю. Летаете, стреляете из пушек и вообще герои, — Северус кивнул, а леди не унималась: — И крест «За боевые заслуги» вам к лицу. Но я не об этом.
— А о чём, мэм?
— Северус, зовите меня Августа, мы же договорились.
Северус не помнил, как им удалось договориться о таком, но спорить не стал. Тем более что леди волновали совершенно другие вещи.
— Эта Алиса... как она вам?
— Хорошая девушка. Умная, добрая...
Чем больше говорил Северус, тем сильнее понимал, что не только не убедил Августу, но, наоборот, она уверилась, что с Алисой что-то не так.
— Она ждёт ребёнка, вы знаете? — прищурилась Августа.
— Знаю, — кивнул Северус и, не задумываясь, ляпнул: — И даже немного завидую... скорее, даже ревную...
Августа оживилась:
— У вас с ней что-то было?
Холодея от предчувствия катастрофы, винить в которой мог лишь свой несдержанный язык, Северус попытался исправить положение:
— С ней нет... я вообще ревную Фрэнка.
— Как? — лицо Августы вытянулось и замерло, а в глазах мелькнула паника.
— Как-то так, — пожал плечами Северус и, понимая, что всё равно уже всё испортил, добавил: — Он мне отказал.
— И правильно сделал!
Августа сжала губы и, энергично пробравшись сквозь толпу поздравляющих, стиснула в объятьях хрупкую Алису. Правда, сколько потом Фрэнк не допытывался, какие волшебные слова Северус сказал его матери, это осталось тайной. Судя по всему, Августа тоже не стала распространяться на этот счёт, хотя и очень нелицеприятно отозвалась о Северусе. Но без подробностей... не то чтобы это кого-то сильно волновало.
В свою эскадрилью Алиса не вернулась. Она поселилась в доме Малфоев, который снова стал центром притяжения. Конечно же, Рождество решили встречать именно там.
По традиции за елью отправились Северус с Люциусом, а наряжали дерево Нарцисса и Драко. Алиса округлилась настолько, что Северус опасался, чтобы она не начала рожать прямо в Рождество, хоть та и уверяла, что ей остался ещё месяц. Похоже, Фрэнка терзали те же мысли, поэтому он не отходил от жены ни на шаг и постоянно пытался её усадить.
Яблочный пунш с лимонами и мятой по старинному рецепту Блэков варил Северус, потому что все решили, что у него к этому талант. И каждый раз он вздрагивал, слыша весёлый смех из гостиной. Почему-то казалось, что это веселятся Поттер с Блэком... а ещё Лили... и нужно только выйти из кухни, чтобы увидеть их всех.
— Северус, ты скоро?
Конечно, скоро. Северус перелил пунш в фарфоровую чашу, перемешал изящным фарфоровым черпаком три раза по часовой стрелке и три раза против, и вынес напиток в гостиную. Люциус, на правах хозяина, разлил его по чашкам и произнёс первый тост:
— За жизнь!
***
Сын Лонгботтомов родился в ночь с восьмого на девятое января, и Люциус пошутил, что таких подарков Северусу ещё никто не делал. Хорошо, что его слов не услышал Фрэнк — он бы не понял, при чём здесь Северус. Разумеется, взволнованного отца отпустили к жене, что не помешало вечером в клубе выпить за здоровье новорождённого. Верный своей клятве, Северус решил воздержаться, но не тут-то было! Люциус уселся рядом и принялся подливать в его бокал креплёный вермут.
— За жизнь! За рождение!
И скоро Северусу стало казаться, что они отмечают всё-таки его день рождения, хотя в этот раз Люциус ничего ему не подарил. Или ещё не вечер? Все они порядком поднабрались, и Северус осознал происходящее, когда они с Люциусом, придерживая друг друга, ввалились в его комнату.
— С днём рождения, Северус.
— Спасибо...
И хоть сейчас упасть бы не позволила стена, на которую они оперлись, а значит, и не было никакой необходимости держаться друг за друга, никто из них не спешил убрать руки. Голова кружилась, а в горле пересохло от предвкушения чего-то особенного.
— Я не знал, что тебе подарить, — тихо начал Люциус, — но не могу оставить тебя без подарка...
С этими словами он взял руку Северуса и медленно расстегнул кожаный ремешок на запястье. Затем он снял часы со своей руки и закрепил их на браслете Северуса, его же скромные часы он забрал себе. Когда Люциус попытался надеть подарок на его руку, то заметил белый от времени шрам. Он не стал ничего спрашивать, сначала приласкав эту отметину кончиками пальцев, а затем Северусу показалось, что он решил получше её рассмотреть, но вместо этого коснулся губами. Мимолётно и совершенно естественно, словно так и надо. А потом пожелал спокойной ночи и ушёл к себе. Так быстро, будто сбежал.
Надо ли говорить, что никакой спокойной ночи не получилось? До утра Северуса разрывали противоречивые чувства. Хотелось ворваться к Люциусу и потребовать объяснений, а лучше просто впечатать его в стену и поцеловать так, как давно хотелось. Или наоборот, немедленно отправиться в штаб и попросить о переводе подальше от Уика с его искушениями — ведь совершенно очевидно, что Люциус не понимал, как сильно влияет на Северуса. И не было ни капли сомнений, что Нарцисса и Драко занимают в его сердце именно то место, куда так стремился попасть Северус. Немыслимо... невозможно... нелепо... но как же хотелось хотя бы на мгновение поверить в это.
Утром Северус больше всего на свете хотел спать, но вместо этого стоял на плацу, выслушивая задание. Их с Люциусом направили на линию патрулирования, к востоку и западу от Скарфскерри, приблизительно в десяти километрах от моря. Задание как задание, ничего особенного, если не считать, что Северус не мог себя заставить даже взглянуть на Люциуса, чтобы немедленно себя не выдать. Как же теперь было неловко и стыдно за свои неуместные фантазии!
В себя Северуса привёл голос офицера службы наведения:
— Привет, Лорд-24, у меня для вас есть клиент. Направление сто восемьдесят градусов. Снижайтесь до трёхсот метров. Он в двадцати пяти километрах от вас.
Они круто развернулись и добавили скорости, и скоро услышали:
— Контакт. Четыре километра впереди и ниже.
Силуэт «Юнкерса-88» показался из-за облаков внезапно, и Северус счёл его лёгкой добычей. Когда дистанция сократилась до двухсот метров, Люциус открыл огонь, и на фюзеляже «восемьдесят восьмого» мелькнуло несколько вспышек. После чего ушёл в сторону, уступая место Северусу. Он жал на гашетку несколько секунд, но мастерство немецкого пилота заставило большинство выстрелов пройти мимо. Неожиданно «Юнкерс» выполнил резкий разворот, почти задев правым крылом поверхность воды. Его задний борт-стрелок выпустил длинную очередь, и все трассеры уперлись прямо в «Спитфайр» Северуса. И тут же раздался отвратительный грохот, похожий на стук палкой по пустой железной бочке.
Теперь уже добычей стал Северус. На его счастье Люциус успел завершить маневр и в упор расстрелял из пушек «восемьдесят восьмого», который, кажется, упал в море.
— Сев, ответь!
— Да, Люци, всё в порядке.
Самолёт заполнял запах гари, и Северус понял, что двигатель горит, хотя и продолжает работать. Встроенный огнетушитель помог мало, лишь отсрочив неизбежное. Не оставалось никаких сомнений, что если не удастся дотянуть до берега, то Северус просто утонет, околев в ледяной воде.
— Сев, ты идёшь точно. До Терсо всего пятнадцать километров.
Самолёт скользил прямо над волнами, двигатель, хоть и горел, но всё ещё тянул, и Северус молился Мерлину-45, чтобы тот продержался ещё немного. Береговая линия была отчётливо видна и становилась всё ближе, когда в кабине стало оглушительно тихо. Теперь Северус мог лишь планировать, не выпуская шасси, чтобы не терять скорость. Присутствие рядом тени «Спитфайра» Люциуса давало надежду, что всё закончится хорошо, с его-то удачливостью.
Тяжёлый самолёт приземлился на брюхо и прокатился по прибрежному песку и траве почти триста метров. От удара о землю вспыхнул бензобак, и Северус едва успел открыть ломом заклинивший фонарь и, спрыгнув на землю, откатиться подальше, когда его «Спит» загорелся, как сухие дрова в камине.
Где сел Люциус, Северус не видел, но он примчался к нему даже быстрее, чем врач на мотоцикле из Терсо. И все ночные мысли и выводы стали вдруг совершенно не важны, как и перестало иметь значение, кого выберет Люциус. Они были живы, и это было самым главным. И поэтому можно было стоять и обниматься рядом с горящим самолётом, не испытывая ни тени неловкости, и никакого стыда!
Врач осмотрел Северуса, обнаружив у него лишь несколько ушибов и ссадин, чему обрадовался совершенно искренне. И не удивительно — горящий «Спитфайр» был весь изрешечён пулями, а винт перекорёжен от удара. А обнаружив застрявшую в парашюте пулю, Северус и сам стал считать себя счастливчиком. Редким.
В Уик они вернулись на самолёте Люциуса и были встречены как герои: врач из Терсо совершенно не умел держать язык за зубами. А из пули, так и не доставшейся Северусу, умелец из техников сделал нагрудный жетон, на котором красиво выгравировал дату, так и не ставшую последней в жизни.
— Северус, уже слышал новость? — Фрэнк казался встревоженным и довольным одновременно.
— Ещё нет.
— Нас переводят на Вагар.
— Чёрт! Где это?
— Фарерские острова, как и обещали. Будем сопровождать морские конвои. Но не в качестве палубной авиации. На Вагаре построили авиастанцию с бетонной ВПП.
— Звучит заманчиво.
— Я знал, как тебя завлечь.
— А что хоть на этом острове есть? Ну, кроме бетонной полосы.
— По-моему, овцы, но я не очень уверен. Лошади, наверное... собаки... люди, — Фрэнк почесал затылок и добавил: — Птиц, говорят, много. Всякие чайки, тупики, бакланы.
— А ещё?
— Кажется, всё. Дикое место.
— И почему я не удивлён?
— Потому что тебя вообще непросто смутить. Там вообще-то восемнадцать крупных островов и куча мелких. Скалы и всё такое... лично я хочу увидеть Трётльконуфингур.
— Кого? — закашлялся Северус.
— Скала такая. Говорят, похожа на палец женщины тролля.
— Трип... как его там?
— Трётльконуфингур, — довольно улыбнулся Фрэнк. — А ещё из-за того, что строить там тоже непросто, и казармы получились небольшие, то у нас будут несколько стеснённые условия.
— Это как?
— Офицеры будут жить по двое в комнате. Я с Уизли, а ты с Люциусом.
***
Фарерские острова встретили туманом, но служба наведения Вагара оказалась на высоте и обеспечила лёгкую посадку. У самой земли тумана не было, зато всё лётное поле покрывал снег, белизну которого лишь подчёркивали обрамляющие его графитно-чёрные скалы. Северус поставил самолёт туда, куда ему указали, и спустился на землю. Вопреки ожиданиям, холод был несильным, но расстёгивать куртку, как это сделал Люциус, Северус не стал, решив, что у него не настолько тёплый свитер. Не сговариваясь, они закурили, пытаясь оглядеться. Близость Атлантики чувствовалась во всём — ветер нес не только морскую соль, но и доносил едва слышное дыханье океана и шум волн, бьющихся о берег. Люциус затушил сигарету:
— Пойдём знакомиться.
Уинг-командир Блэкберн принял их звено очень радушно и посоветовал обживаться до завтра. Он здорово отличался от Маккензи, и Северусу оставалось только гадать, как сложится их служба. Уик стал для него почти домом, а Люциус и Фрэнк вообще оставили там свои семьи, только невозмутимый Артур Уизли беспечно улыбался. По слухам, у него была большая семья, но так это или нет, Северус не знал наверняка. На одной из вечеринок он попытался это выяснить, но Уизли лишь туманно намекнул, что у него семеро детей. Ну, не хотел говорить и не надо, а врать-то зачем?
Комната, которую Северусу предстояло делить с Люциусом, была небольшой и сильно напоминала ту, в авиашколе, где был ещё Рей... и вот теперь-то Северусу предстояло столкнуться со злой иронией судьбы. Слишком хорошо он помнил, как не понимал происходящего тогда между ними, и теперь, оказавшись на месте Рея, прочувствовал, как непросто ему приходилось. Фантазировать о Люциусе, когда тот лежал на соседней кровати, не получалось, но как избавиться от этих мыслей, Северус не знал и сходил с ума. Переписка выручала, но только вечерами, а ведь были ещё и утра, когда растрёпанный после сна Люциус потягивался, как довольный кот, и томно желал доброго дня.
— Как поживает Блэк? — зевнув, поинтересовался Люциус.
— Поднимает в небо новичков.
— И как?
— Таких, как мы, уже не делают.
— Таких, как мы, перестали делать ещё в четырнадцатом году. Ты ведь с четырнадцатого?
— Ну да.
— Сразу видно.
— Как?
— Бросается в глаза, — Люциус загадочно улыбнулся и поиграл бровями.
Знал бы он, какую реакцию вызывает, может, был бы поосторожнее, хотя Северус так и не научился распознавать тайные послания окружающих, сколько ни пытался.
— А Лили как?
— Неплохо. Рождество встречала у сестры вместе с Гарри — мне кажется, она жалеет о своём решении.
— Это вряд ли, — покачал головой Люциус. — Сейчас она ни о чём не жалеет.
Прозвучало так, будто у Лили всё ещё впереди, но Северус не стал спорить.
Задачей их авиакрыла было противодействие подводным лодкам и сопровождение конвоев. Ударная группа обычно состояла из девяти истребителей-торпедоносцев, шести истребителей и шести истребителей-бомбардировщиков «Бофайтер», прикрываемых на большой высоте истребителями «Спитфайр» и «Мустанг» из состава Истребительного командования.
В борьбе с подводными лодками огромное стратегическое значение имели северный район и район Бискайского залива. Северный находился между Шетландскими островами и Норвегией, с одной стороны, и Шетландскими и Фарерскими островами — с другой. Через этот район немецкие подводные лодки, базировавшиеся в Германии, совершали свой первый переход. А Бискайский залив постоянно пересекали подводные лодки противника, действовавшие с основных баз, расположенных на западном побережье Франции.
Пока не было авиастанции в Вагаре, радиус действия союзных патрульных самолетов, вылетавших с Ньюфаундленда, не достигал района действий патрульных самолетов, базировавшихся в Исландии и Северной Ирландии. Не соприкасались между собой и районы действий союзных самолетов, базировавшихся в Гибралтаре и в графстве Корнуолл. Таким образом, «Гренландская брешь» на севере и «Азорская брешь» на юге долгое время были районами, где немецкие подводные лодки могли действовать безнаказанно.
Фрэнк, как и Северус, писал много писем, и его можно было понять. Хотя, конечно, рассказывать всем, как сильно уши его Невилла похожи на его собственные — немного слишком. Особенно, учитывая, что Фрэнк не видел сына уже больше месяца. Люциус держался гораздо лучше, хотя тоже обменивался письмами и с Нарциссой, и с Драко. Северусу было мучительно любопытно взглянуть на эту переписку, но он не позволял себе ничего лишнего и даже не подходил к столу, если там лежало недописанное письмо Люциуса. Чтобы не вводить себя в искушение, которых и без того хватало.
— Парни, я так больше не могу! — Фрэнк ввалился в их комнату ночью и, усевшись на стул, долго молчал, прежде чем продолжить: — Я буду проситься перевести меня обратно в Уик.
Люциус медленно сел и так же неторопливо оперся о спинку кровати, запрокинув голову:
— Когда?
— Завтра.
Люциус тихо вздохнул. Лучше бы он ругался, хотя вряд ли это что-либо изменило.
— Ты с кем-то уже об этом говорил?
— Говорю. Сейчас. С вами, — Фрэнк был бледнее обычного, но явно собирался пойти до конца. — К ним недавно приходила Бель.
— И что? — прохладно поинтересовался Люциус.
— Я боюсь, — едва слышно признался Фрэнк. — Вдруг Алиса... тоже... не сможет устоять...
— Ты идиот? — не сдержался Северус. — У всех же по-разному бывает!
— Наверное... Я просто боюсь их потерять, — Фрэнк спрятал лицо в ладонях и сгорбился, продолжая тихо говорить: — Получается, что я должен предать или вас, или их, но вы сильные, вы справитесь, а они... я им нужен больше чем вам... простите, если сумеете.
Северус потрясённо молчал, а потом решился взглянуть на Люциуса. Но тот и не думал злиться или обижаться.
— Фрэнк, хорошо, что ты пришёл. Я тебя понимаю, и, наверное, на твоём месте поступил бы так же.
— Люциус, я... ты бы никогда...
— Я бы? — Люциус мрачно усмехнулся. — Я пошёл в армию только для того, чтобы спасти свою семью.
— Не может быть! — выдохнул Северус, прежде чем успел подумать.
— Почему же? Может. По своей глупости я попал в крайне неприятную ситуацию, — Люциус немного помолчал и закончил: — Семья важнее всего.
В общем-то, ничего иного от него Северус и не ждал, но почему-то всё равно сердце мучительно сжалось. А Фрэнку явно стало гораздо легче. Он от души поблагодарил Люциуса и долго хлопал по плечу Северуса, прежде чем ушел.
— Знаешь, — тихо сказал Люциус, — так прощаться я готов.
И Северус был с ним совершенно согласен. Уж лучше пусть так, чем как Джеймс или Эван... Блэкберн с пониманием отнёсся к рапорту Фрэнка, пообещав отпустить его сразу же, как только прибудет пополнение, ожидавшееся в конце недели.
Появление новичков Северус и Люциус пропустили, пока прощались с Фрэнком. «Права первой ночи» они лишились ещё в Уике, поэтому им предстояло принять любой выбор Блэкберна, успокаивая себя тем, что новенький окажется в паре с Уизли, а тот неплохо учил курсантов, значит, всё будет хорошо. Ну, или не совсем провально. В штабе они долго ждали у кабинета уинг-командира, у которого была своя система знакомства будущих сослуживцев. Наконец из-за двери прозвучало зычное:
— Войдите!
Северус поправил ремень и вслед за Люциусом вошёл в просторный кабинет. По-зимнему низкое солнце светило прямо в глаза, и Северус видел лишь фигуру их будущего напарника.
— Знакомьтесь! — продолжил Блэкберн. — Скуадрон лидер Малфой Люциус, флэг-офицер Снейп Северус и пайлот-офицер Уизли Артур. А это новый член вашего звена — флайт-лейтенант Мальсибер Рейнард.
Сначала Северус подумал, что ослышался — слишком часто в последнее время он вспоминал Рея, но стоило вглядеться внимательнее, и сердце заполошно забилось. Он это! Рей! Живой! Блэкберн продолжал что-то говорить, но Северус больше ничего не слышал. Ему хотелось просто коснуться Рея, чтобы убедиться — не призрак! — и что это не начало сумасшествия. Потом они как-то оказались на улице, и Северус не выдержал:
— Рей!
Кто-то, кажется Уизли, похлопал его по плечу, и Северус понял, что их оставили наедине. Глупо получалось — он столько раз представлял себе эту встречу, мечтал о ней, думал о том, что скажет, но сейчас просто смотрел на Рея и качал головой, не в силах выдавить из себя ни звука.
— Привет.
— Привет... ты жив?
— Как видишь, — Рей виновато улыбнулся. — Не знал, что до тебя докатились те слухи.
— Я тебе написал, и получил ответ, что ты...
— У меня просто мотор заглох над пустыней — тогда ещё «тропические фильтры» только начинали ставить, ну, я и грохнулся. Думал, не выберусь, но я живучий... оказался. Вернулся в часть, а меня уже списали. Потом восстановили, конечно, медаль даже дали... «За храбрость».
Северус всё-таки не выдержал и коснулся Рея. Живой! Живой... вот все бы так!
— Рей...
— Угу... я не знал, что ты мне писал.
— Рей, а сейчас как ты сюда попал?
— В боях за Триполи наше авиакрыло здорово потрепали. Проще было полностью заменить лётный состав. Вот тех, кто выжил, и отправили в тыл.
— Только здесь не тыл.
— Я знаю, — Рей попытался улыбнуться. — Просто не хотел останавливаться. Похоже, уйти с войны будет не так легко.
— Наверное, — Северус всё ещё не мог поверить в реальность происходящего.
— А как ты? Женился?
— Нет, как-то не сложилось. С Лили переписываемся, у неё сын растёт... а она летает.
— А Поттер?
— Погиб.
— Понятно, — Рей протянул Северусу пачку сигарет: — Будешь?
— Да, спасибо.
Почему-то неловкость не прошла и после пары затяжек. Северус смотрел куда угодно, кроме Рея, и только уже вечером, лёжа в постели, он начал понимать, в чём дело. За эти годы Рей сильно изменился, и Северус его просто не узнавал. Словно это были два разных человека: тот — летний Рей, с которым было легко и свободно, и который гораздо лучше Северуса понимал, чего он хочет, и этот — Рейнард, зимний, потрёпанный жизнью, с тяжёлым взглядом и слегка сутулыми плечами. И дико даже было представить, что с этим человеком они когда-то делили не только постель, но и жизнь, легко и непринуждённо.
Люциус, похоже, тоже бодрствовал. Он лежал слишком тихо и совсем не шевелился, а его дыханье было слишком поверхностным для спящего. В окно светила полная луна, и белые квадраты на полу казались снежными полями — холодными и безжизненными.
— Северус, спи, — тихо сказал Люциус, — завтра вылет.
— А ты сам чего не спишь?
— Бессонница.
— У меня тоже, — Северус перевернулся на бок, чтобы видеть Люциуса. — Ты знал, что это будет Рей?
— В смысле?
— Ну, когда мы шли в штаб, ты уже знал?
Люциус вздохнул, как показалось Северусу, с облегчением.
— Нет, конечно. Узнал тогда же, когда и ты. А почему ты спрашиваешь?
— Просто ты вроде бы даже не удивился, что Рей жив.
— Зато ты удивился за двоих.
Неужели, это так было заметно? Хотя, наверное, это просто Люциус наблюдательный, а остальным на такие вещи плевать.
— Ага... даже представить сложно, какова была вероятность, что он попадёт именно к нам. А ведь попал...
Люциус пробурчал что-то невразумительное и, отвернувшись к стене, притворился спящим. Навязчивым Северус не был, а потому просто замолчал, разглядывая белые квадраты на полу. Так и заснул.
В сопровождении конвоев «Спитфайры» играли второстепенную роль и использовались лишь для прикрытия «Бофайтеров», ведущих основную войну с подводными лодками. Эти самолеты были вооружены реактивными снарядами нового типа, губительными для субмарин. Кроме того, объединённые в крыло группы эффективно атаковали конвои противника.
Обычно крыло действовало так: ударная группа из двенадцати самолетов, вооруженных торпедами, наносила удар по транспортам противника, а прикрывающая группа, в состав которой входили до шестнадцати «Бофайтеров» с реактивными снарядами, и восьми — с пушечным вооружением, атаковала эскортные суда конвоя.
Заставить немцев отказаться от использования порта Роттердам, служившего воротами в Рур и бывшего большим погрузочно-разгрузочным пунктом в Северном море, было основной задачей северной авиагруппы. Поэтому количество «Бофайтеров» росло, а «Спитфайры» всё чаще стали использоваться для ведения аэрофотосъемки.
Аэрофотоаппарат нового типа, установленный на «Спитфайре», позволял производить довольно точную оценку разрушений и ущерба, причиненного противнику воздушной бомбардировкой, и вдвое сократил количество маршрутов при производстве площадного воздушного фотографирования.
По заданию военно-морского флота для наблюдения за движением кораблей регулярно велась аэрофотосъемка всех портов противника от Бордо в Южной Франции до Гдыни в Балтийском море, а также всех норвежских портов, включая Нарвик. Кроме того, велось воздушное фотографирование аэродромов противника и снимались все крупные немецкие заводы, особенно те, где производились самолёты, и судостроительные верфи. А ещё самолеты их авиакрыла производили фотосъемку радиолокационных установок, огневых позиций зенитной артиллерии, баржестроительных верфей, военных лагерей, танкодромов, каналов, железных дорог и сортировочных станций.
Разумеется, при этом предпочтительнее было избегать боя, хотя это и не всегда удавалось. Северус прекрасно понимал ценность добываемой ими информации, но уклоняться от встречи с противником не стремился — не трус же он! — и в этом их четвёрка была солидарна. Рей прекрасно вписался в их звено, и уже через неделю казалось, что они всегда летали этим составом. Правда, поначалу Северуса немного задевало, что Рей обогнал его по званию, но вскоре он перестал обращать внимание на такие мелочи.
И вообще понять этого старого-нового Рея не получалось — то он вёл себя так, будто между ними никогда и ничего не было, а то бросал такие взгляды, от которых сладко замирало сердце и хотелось чего-то странного. Давно забытого. Того, что, оказывается, ещё не умерло. Это-то и пугало больше всего. Гораздо проще и приятнее было мечтать о Люциусе, зная, что эти фантазии невыполнимы, чем вот так оказаться в шаге от... Северус и сам не понимал, в шаге от чего он оказался, как не мог и сказать, что при этом чувствует. Кроме растерянности, конечно.
— Северус, спи, — едва слышно пробормотал Люциус, — завтра вылет.
— А ты сам чего не спишь?
— Бессонница.
— У меня тоже...
Кажется, такое состояние называлось «дежа вю» или ещё каким-нибудь красивым словом, но суть от этого не менялась.
— Северус, если хочешь, то мы можем поменять пары.
— В смысле «поменять пары»?
Люциус вздохнул и терпеливо принялся разъяснять, что пара «ведущий-ведомый» создаётся с тактической целью, и её постоянство — необязательное условие для удачного боя. Северусу стало не по себе:
— Люци, ты с ума сошёл? Ты не можешь это говорить серьёзно.
— Отчего же? — Люциус невесело усмехнулся. — Или ты думаешь, что я не вижу твоих метаний?
— А что ты ещё видишь? А то, что я тебя...
Договорить Люциус не дал. Он тут же оказался рядом с Северусом и, до боли стиснув его руку, прошептал:
— Молчи! Ты слишком запутался, чтобы делать выводы. Поэтому просто молчи.
Северус накрыл руку Люциуса ладонью и едва слышно выдохнул:
— Спасибо!
Даже такой тени сочувствия хватило для того, чтобы на душе стало легче. Люциус был прекрасным другом, и Северус поспешил ему об этом сказать:
— Я никогда не перестану прикрывать твою спину.
Удивительно, но Люциус всё понял правильно.

@темы: Севолюц, Фики мои, Фандомное, Снежная история, Снейсибер, Когда растает снег
Автор: HelenRad
Бета: мухомурчонок
Размер: макси
Пейринг: СС, ЛМ, РМ, ДП, ЛЭ, СБ, ББ, ТР и другие
Жанр: военные приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: мне всегда было интересно, что будет, если вдруг канонные "светлые" и "тёмные" окажутся на одной стороне. Кроме того, невозможно устоять перед таким артом Kedro Boiz, с которого началась эта история, и которым она закончится)))
Предупреждение: АУ, смерть персонажа


Эту историю хочется подарить SnowBlues с обещанием, что всё будет хорошо. Обязательно будет)))
1 часть
2 часть
3 часть
4 часть
5 часть


читать дальшеУбедившись, что свой «Дорнье» он завалил и тот падает, Люциус сделал то, что должен:
— Ранен. Выхожу из боя.
В динамик он услышал, как выругался Северус, и увидел, что тот ввязался в перестрелку со сто девятым. Всё шло, как и должно. Правая рука больше не слушалась, но это не было поводом для того, чтобы сдаваться. Люциус смотрел на приборы, но не мог понять, что видит. Лондон остался позади, но как рассчитать курс? Неожиданно динамик снова ожил:
— Люци, держи штурвал левее. Так. Хорошо. Через четырнадцать минут будем на месте. Как ты?
— Нормально.
Теперь всё будет нормально! Северус, очевидно, понял, что он плохо ориентируется, и повёл его, выстраивая маршрут.
— Говори.
— Что?
— Хоть что.
Люциус понимал, зачем Северус требует это от него, но в голове было пусто. Чтобы не пугать друга, он начал считать вслух. Кажется, это было то, что надо.
— Держи руль высоты.
— Что? — Люциус понял, что в сознание его вернул только голос Северуса.
— Осталось четыре минуты.
— Позаботься о Драко.
— Сам позаботишься. Мы уже почти на месте.
Спокойный голос Северуса не давал терять связь с реальностью, и если ему подчиняться, то действия приобретали осмысленность и вели к цели.
— Выпускай шасси... молодец. Теперь гаси скорость. Касание. Есть!
При посадке Люциуса здорово тряхнуло, и он всё-таки потерял сознание. Но теперь это уже не имело никакого значения. Он сел.
Маленький госпиталь в Уике своим появлением был обязан авиастанции и войне. Тем не менее, хирург знал своё дело и уверял, что поставит Люциуса на ноги за пару недель. Хотелось бы верить! Потому что вернуться в строй и отомстить стало делом чести.
А ещё Люциус сильно волновался за Снейпа. Одно дело, когда они шли в бой вместе, и совсем другое, когда Северус остался один. От кошмаров избавляло снотворное, но и днём эти мысли никуда не девались, навязчиво преследуя картинами падающего «Спитфайра». На третий день к Люциусу начали пускать Нарциссу, а через неделю она уже приходила к нему вместе с Драко. Совсем, как в старые добрые времена.
Как же Люциусу сейчас не хватало новостей! То, что было в газетах и передавалось по радио, не могло восполнить информационный голод. Люциус мог только догадываться, что пик сражений пришёлся на пятнадцатое сентября, а сейчас накал заметно ослаб. Но всё равно, стоило закрыть глаза, как начинали мелькать картины лобовой атаки, когда все двенадцать самолётов эскадрильи выстраивались в линию и шли на врага, одновременно открывая огонь. Знать, что это происходит, возможно, в ту самую минуту, когда Люциусу ставят укол или меняют повязку, было невыносимо. Зато ему разрешили гулять, и теперь много времени Люциус проводил в беседке, глядя в серое по-осеннему небо.
А ещё в беседке можно было курить, не опасаясь вызвать гневную отповедь лечащего врача, возомнившего, что это наносит невосполнимый вред здоровью. Будто истрёпанные нервы лучше.
— Люциус, привет!
Беллатрикс появилась внезапно, как, впрочем, и всегда, обрадовав Люциуса как никто другой. Даже её нарочитая фамильярность и резковатый тон не злили, а казались бальзамом для истерзанной неизвестностью души.
— Бель, рад вас видеть!
— Давай попроще, Люциус. Если ещё и с тобой быть вежливой... — Беллатрикс поморщилась и потянулась к пачке сигарет. — Дай закурить.
Просьба шокировала Люциуса настолько, что он не стал возражать. Тем более что совершенно не хотел задеть свояченицу, чей нрав и в лучшие времена не отличался сдержанностью. Она умело затянулась и, усевшись на перила беседки, принялась болтать ногами.
— Как же я всегда любила летать, Люциус, — голос Беллатрикс казался глухим и был почти неузнаваемым. — Полёты для меня были чудом, феерией, мечтой, — она глубоко затянулась и выпустила дым тонкой струйкой. — Это даже лучше, чем любовь, Люциус.
Удивительно, но как раз это Люциус и мог понять. С лёгкостью. Он никогда не думал о Беллатрикс в таком ключе, и уж точно не хотел замечать её похожести с собой и с Северусом, да даже с тем же Блэком, привычно считая её существом другого порядка, не то чтобы лучше или хуже, просто другой. И признав эту общность, стало гораздо легче признать в ней лётчика, равного себе.
— Что-то случилось, Бель?
— Ох, Люци, — она вздохнула и зажмурилась. — Мы совершаем в день по пять вылетов. В нашем подразделении уже тридцать восемь человек, и мы не единственные, кто перегоняет самолёты.
— Вы молодцы, — решил поддержать её Люциус.
Беллатрикс только нервно дёрнула плечом и снова затянулась.
— Понимаешь, мы пригоняем машины туда, где их не хватает... после недавних боёв. И на новые машины садятся новые лётчики, ты это понимаешь? Совсем мальчики, которые не умеют толком ничего, а идут в бой... и мы снова летим туда! И снова, и снова... Люциус, это страшно прилетать на знакомую авиастанцию, где не осталось ни одного знакомого лица... особенно это заметно в одиннадцатой авиагруппе.
Люциусу вдруг стало страшно. А вдруг, пока он здесь лежит, и в его эскадрилье сменится состав? А что если этот «кто-то» придёт на место Северуса?
— Ты не представляешь, что со мной было, когда я не увидела тебя!
— А Северус? Он был на месте?
— Да. Как раз вернулся. В одном звене с Поттером и Блэком. А тебя не было, Люци, — Беллатрикс ещё раз затянулась и запрокинула голову, явно сдерживая слёзы. — И я вдруг подумала...
Что она подумала, можно было и не говорить — эти мысли Люциуса терзали не меньше. А Беллатрикс отбросила в сторону докуренную сигарету и потянулась за следующей. Её красивые пальцы с безупречным когда-то маникюром дрожали.
— Прости меня... нервы совсем ни к чёрту.
Повинуясь порыву, Люциус встал с ней рядом и обнял за плечи, пытаясь утешить. Почему-то ему никогда даже в голову не приходило, что Беллатрикс может быть слабой и нуждаться в защите. А она благодарно потёрлась щекой о воротник его куртки и продолжила:
— Я всегда должна была доказывать свою состоятельность. То, что я не хуже, что я могу справляться с перегрузками, и что я летаю получше многих, но теперь... теперь я получаю то, к чему стремилась. Меня признали, Люциус! Но мне это не надо, понимаешь?!
— Бель, тебе не надо ничего доказывать...
Но Беллатрикс не дала Люциусу договорить:
— Мне ничего не надо! В Дебдене за мной пытался ухаживать один мальчик. Совсем юный, после авиашколы. Он даже попытался меня поцеловать... но ведь я не такая! — Бель невесело рассмеялась. — А в следующий раз я пригнала в Дебден «Харрикейн» вместо одного сбитого. Догадаешься, чьего? Над Лондоном его самолёт загорелся, а он не сумел открыть фонарь, чтобы выпрыгнуть. И ведь он мне даже никто, но почему так больно?
Люциус мог бы сказать, что терять всегда больно, и о том, что война — это страшно, и постоянное ожидание потери пугает больше, чем собственная смерть. Но Бель знала это и сама, поэтому он решил сменить тему:
— Бель, а как давно ты встречала Тома Риддла?
Беллатрикс долго молчала, а потом устало взглянула на Люциуса:
— Ты знаешь, что он разошёлся с супругой?
— После того, как он разошёлся с Мосли, этого следовало ожидать, но не забывай о его слабости.
Беллатрикс сердито дёрнула плечом:
— Я помню всё.
— И зачем это тебе, Бель? Тот мальчик всё равно...
— Я была с Томом, когда он думал, что потерял его, — перебила Беллатрикс, — и именно я помогла ему пережить эту потерю.
— Но ведь после выяснилось, что мальчик жив.
— Да. И что? — Беллатрикс с вызовом взглянула на Люциуса. — Мне нужен Том.
— Иногда ты напоминаешь девочку, которая хочет луну. Но сколько бы она капризно ни надувала губки...
— Люци, тебе не к лицу эта пошлость.
Люциус вздохнул. Он не любил лезть в чужие дела, потому что ничем хорошим это никогда не заканчивалось, но Беллатрикс была слишком «своя», чтобы не попытаться.
— Бель, у тебя был шанс его удержать.
Она взглянула на него так, будто он её ударил.
— Том не тот человек, которого можно удержать пелёнками и сопливыми носами.
— И ты не хотела терять свободу, — в тон продолжил Люциус.
— Да! — Беллатрикс вздёрнула подбородок. — Потому что это ничего бы не изменило. И не стоит читать мне проповедь.
Люциус и не собирался. Но узнать про Риддла ему было жизненно необходимо, потому что их последняя встреча в Лондоне прошла очень напряжённо и закончилась едва ли не взаимными проклятьями. Тогда по какой-то одному ему понятной логике Риддл назначил виновником за гибель своего «племянника» Северуса и требовал сатисфакции. Люциус очень серьёзно отнёсся к этому факту, потому что слишком хорошо знал людей подобного типа — ничего не забывающих и не умеющих прощать. Кроме того, Люциус не сомневался, что Риддл мог годами ждать подходящего времени для мести.
— Бель, так как давно вы с ним встречались?
— Позавчера.
— И где он сейчас?
— В Аксбридже.
— Там базируется одиннадцатая авиагруппа.
— Именно. Том начальник её штаба.
— Но каким образом?! Он же был далёк от авиации.
Бель взглянула на Люциуса немного свысока.
— Он выпускник Королевской военной академии в Сандхерсте и был кадровым военным. Поверь мне, он прекрасный стратег и тактик.
В это-то как раз верилось очень легко. Более того, Люциус не сомневался, что Риддл сделает неплохую карьеру, а стало быть, и его перевод в Генеральный штаб не за горами.
— Твоё восхищение я понимаю, но ты не думаешь о том, что для него...
— Я всего лишь замена большой и светлой любви? — лицо Беллатрикс исказила дикая усмешка.
— Скорее уж болезненной страсти.
— Нет, Люци... у Тома был выбор между Африкой и Аксбриджем.
— Думаешь, он выбрал тебя?
— Он выбрал Аксбридж. Нельзя войти дважды в одну реку.
— А что его мальчик?
— Всё там же. Служит в Египте. Уже флэг-офицер. Говорят, очень удачлив.
Спорить Люциус не стал, а в душе затеплилась надежда, что Риддл забудет о мести. К тому же, если он и впрямь остановил свой выбор на Беллатрикс, то они с ним почти породнились. Если, конечно, она не выдаёт за действительность свои мечты. Хотя она всегда была реалисткой и се6я не жалела...
Беллатрикс выговорилась, и ей явно стало легче. Даже улыбка у неё стала почти нежной. И было гораздо проще разглядеть её сходство с Нарциссой. Беллатрикс немного помолчала, а потом засобиралась на авиастанцию — пусть она намного свободнее распоряжалась своим временем, чем тот же Северус, всё-таки она была на службе.
Визит свояченицы разбередил старую рану. Люциус до сих пор не знал, правильно ли поступил, скрыв от Северуса, что Мальсибер жив. Сначала просто стало страшно спровоцировать реакцию Риддла, а потом, вроде как, поздно. Северус больше не вспоминал своего бывшего любовника, поэтому было очень просто промолчать, оправдав себя невмешательством в чужие дела. Только вот Северус уже давно перестал быть чужим, хоть и трудно подобрать слово, кем он стал. Наверное, всё-таки другом.
В госпитале Люциус пролежал две недели, и едва только сняли повязки, поспешил вернуться в строй. Рука хоть и болела, но довольно неплохо слушалась, и вообще, если верить хирургу, Люциусу сильно повезло — пуля прошла навылет, чудом не задев артерию и не раздробив кость.
Чем ближе Люциус подходил к авиастанции, тем сильнее сжималось сердце. Ожидание известий о потерях пугало. Он мог только гадать «кто?» и суеверно скрещивать пальцы, в надежде, что обойдётся. Только бы обошлось. Все эскадрильи оказались на вылете, и Люциус вдруг понял, почему так не любил ждать. Он вспомнил свой последний полёт и подумал, каково же было Северусу лететь рядом с ним и слышать, как слабеет голос, даже не зная, как сильно Люциус ранен. И надо же было оказаться таким идиотом, чтобы на вопросы о ранении ответить, что истекает кровью. А вдруг и Северус сейчас так?..
Не в силах сидеть в пустой комнате, Люциус отправился на поле, ждать возвращения эскадрилий. Первой вернулась третья эскадрилья, патрулировавшая побережье. А это значило, что первая и вторая были в небе над Лондоном. Стоило прикрыть глаза, и Люциус снова увидел огромную тучу самолётов, надвигающихся волна за волной. Казалось, что им нет числа, и у объединённых в авиакрыло пяти эскадрилий не хватит сил хоть как-то проредить эту тучу, не говоря уже о том, чтобы прогнать.
Когда Люциус закурил третью сигарету, послышался гул приближающихся самолётов. Машину Северуса он узнал сразу же и замер, увидев, как тот заходит на посадку. Кажется, ему перебили элерон, иначе откуда взяться такому крену? Думать о том, что Северус ранен, было попросту страшно.
Северус легко спрыгнул на землю и выругался, показывая на крылья. Всё-таки элероны! От облегчения Люциус даже не сразу понял, что Северус его заметил и помчался навстречу. Он неловко обнял его и несколько раз хлопнул по спине:
— С возвращением! Как ты?
— Нормально, — Люциус вдруг ощутил досаду. — Мог бы и навестить. Или хотя бы написать записку.
Северус смутился так сильно, что у него покраснели уши.
— Я не знал, что тебе написать... и я приходил. Ночью. Один раз. А ты спал.
— Меня поили люминалом.
— Ну, вот, — Северус развёл руками. — Бель от тебя привет передавала, говорила, что у тебя всё неплохо.
— Неплохо и было, — Люциус улыбнулся. — Можно даже сказать хорошо. Не представляешь, как я выспался.
— Представляю, — Северус достал пачку сигарет и, закурив, протянул её Люциусу. — Тебе можно?
— Мне нужно. Никаких нервов не хватит, чтобы тебя дожидаться, — проворчал он, закуривая.
Улыбку Снейпа можно было назвать неуверенной, но она полностью преображала его лицо, делая мягче и моложе. Он улыбался каким-то своим мыслям и щурился, глядя в закатное небо, и Люциус невольно разулыбался. Наверное, в ответ. На душе стало легко.
***
Маккензи был отличным командиром, а ещё, как оказалось, неплохим человеком. Он вызвал Люциуса к себе для приватного разговора и сильно озадачил, начав:
— Мистер Малфой, вы любите свою супругу?
Ответ мог быть только один:
— Разумеется, сэр, и мне крайне неприятна постановка такого вопроса.
— Я не хотел вас обидеть, прошу извинить мою случайную бестактность. Дело в том, что я хотел бы предложить вам две недели побыть в резерве.
— Это как?
— Это участвовать только в плановом патрулировании побережья днём, и проводить ночи в Уике с супругой. Мне показалось, что так вы восстановитесь гораздо быстрее. Правда, больше двух недель я не могу вам дать.
Предложение было более чем щедрым. Люциус от души поблагодарил командира и с радостью принял его предложение. Единственным, что немного напрягло, заставляя задуматься, был изначальный вопрос. Не мог же Маккензи всерьёз считать, что Люциуса с Северусом связывают иные узы, кроме дружбы? Просто возвращение в эскадрилью было в большем приоритете, чем посещение дома. Да и с Нарциссой и Драко Люциус виделся ежедневно, в отличие от... нет! Не стоит искать глубокий смысл там, где его нет.
— Ну, вы, Малфой, и счастливчик! — Поттер смотрел на него, не скрывая зависти. — Теперь я буду мечтать о своей счастливой пуле.
Блэк тут же отвесил другу подзатыльник, посоветовав не искушать судьбу, но Поттер словно не слышал:
— Быть так близко и не иметь возможности видеться — что может быть хуже?!
— Но Лили ведь приходит к тебе, — вмешался Северус, — я видел.
— Видел, угу, — фыркнул Поттер. — И не подошёл. Не то чтобы я тебя приглашал, но Лили это обидно. Особенно после твоих нашумевших похождений — для Берты-то у тебя время нашлось.
Северус пробурчал что-то невнятное, ещё больше заинтриговав Люциуса. Интересно, что это за Берта такая, одного упоминания которой хватает, чтобы так смутить? И когда успел только? А Поттер словно ничего и не заметил, деловито начиная перечислять условия общения со своей супругой. Вот же ревнивец! И наверняка не догадывается о несколько иных интересах Северуса. Хотя откуда тогда эта Берта?
Пока Люциус набирал полетную высоту, плечо ощутимо заныло, и это несмотря на легкость управления «Спитфайром». Пришлось утешить себя старинной соломоновой мудростью, что это пройдёт, и сосредоточиться на задании. Офицер службы наведения молчал, и это вселяло надежду, что полёт пройдёт без лишних эксцессов. Люциус вовсе не избегал боя, просто сейчас был не в самой лучшей форме для его ведения. Тишину в эфире компенсировали Блэк и Поттер, затеявшие игру в «облака»: надо было придумать, на что похоже очередное облако или тень от него.
Разумеется, озабоченный Блэк видел во всём фаллические символы, даже там, где Северус разглядел кота, а Поттер — пса. Впрочем, игра неплохо отвлекала от ноющей боли в плече, и постепенно Люциус тоже в неё включился. А Блэк тут же окрестил его романтиком, стоило лишь увидеть канделябр. Наверняка потому, что сам разглядел в этом странном облаке трехчлен.
Погода скоро изменилась, поднявшийся ветер согнал все облака в кучу, и игра закончилась. Низкая облачность была хороша ещё и тем, что в такую погоду самолёты противника практически никогда не появлялись, и можно было не переживать за происходящее в районе Лондона.
Поэтому и домой Люциус отправился с лёгким сердцем. Конечно, прощаясь, он попытался разузнать у Северуса про таинственную Берту, но тот лишь неразборчиво что-то пробурчал и смутился.
Нарцисса совершенно точно не ожидала его появления, и её радость приятно согрела. А Драко вообще бросился на шею и весь вечер держался рядом, пытаясь лишний раз дотронуться. Словно сомневался в его реальности. И каждый раз сердце Люциуса болезненно сжималось. А при этом ещё Драко очень старался казаться взрослым и самостоятельным. Почему-то именно понимание, что тот маленький мальчик, который называл Люциуса «папочка» и не стеснялся забраться на колени, исчез навсегда, причиняло особую боль. Словно это была вина Люциуса, что сын вырос без него... ну, или не вырос, а повзрослел — разница, по сути, небольшая.
— Отец, а ты теперь всегда будешь приходить домой?
— Ближайшие две недели да.
— Но этого же так мало...
Люциус вдруг вспомнил, что Поттера-то жена навещает, и наверняка он поделится секретом, как подаёт ей сигнал, когда возвращается.
— Ничего, вы тоже сможете приходить ко мне.
Драко откровенно обрадовался, а Нарцисса погрустнела:
— Люциус, вы же с Поттером в одной эскадрилье?
— Да, и что?
— Просто, когда Лили бегает на авиастанцию, она оставляет Гарри мне... они так хорошо играют с Драко...
Драко наморщил нос, изображая, как он любит играть с таким крохой, но вежливо согласился:
— Он, в общем-то, неплох. Особенно, когда ловит кошку.
— Нет, Драко, это была плохая идея, — вздохнула Нарцисса. — И ты как старший должен был это понимать.
— Но вазу всё равно разбил не я!
Драко упрямо сжал губы, снова становясь похожим на ребёнка. Люциусу тут же захотелось стиснуть его в объятьях, но он сдержался. Тем более что вазу разбил не он.
— Нарцисса, я уверен, что этот вопрос мы уладим.
Добби подал какао, и Люциус снова ощутил себя под уютной сенью дома. Ни с чем не сравнимое удовольствие! Спать они отправились рано, потому что построение Маккензи любил проводить на рассвете, а опаздывать Люциус не собирался.
Разбудил его нарастающий гул приближающего самолёта, и первой была мысль о ночных учениях. Однако свистящий визг падающих бомб полностью развеял это заблуждение.
— В укрытие, быстро!
Нарцисса живо набросила тёплое пальто прямо на ночную сорочку и, сунув ноги в сапоги — и где только они были! — метнулась в комнату Драко. Люциус уже давно научился мгновенно одеваться, поэтому на пороге оказался первым.
— Свет не включать. Держитесь меня. Добби! Где тебя черти носят? Захвати плед.
Сонный Драко кутался в старую шубу Нарциссы и сжимал в руке модель «Спитфайра». А за окном уже рвались бомбы, и зарево горящего сарая освещало улицу. Люциус пропустил Нарциссу вперёд и, подхватив Драко на руки, выбежал из дома.
— Добби, быстрей! Как неживой!
Хорошо, что бывший дровяник был у самой двери. Люциус опустил Драко на землю, чтобы открыть тяжёлую щеколду, которая, как и бывает в такие минуты, попросту заела. Потратив несколько драгоценных мгновений на борьбу с железкой, Люциус распахнул узкую дверцу, пропуская Нарциссу. Она потянула за собой Драко, и в это мгновение совсем рядом разорвалась осколочная бомба.
Взрывной волной оторвало открытую дверь, и Люциуса швырнуло вглубь сарая. Падая, он постарался накрыть собой Драко и Нарциссу, а на него сверху рухнул Добби с этим чёртовым пледом.
Налёт продолжался не больше четверти часа, и вражеские самолёты трижды заходили для атаки, прежде чем появились свои. И всё это время Люциус боялся шевельнуться, чтобы не нарушить ритм испуганного биения сердец своих родных, который означал, что они живы. Всё закончилось так же внезапно, как и началось, и гул самолётов медленно удалился на восток, а потом и вовсе стих. Можно было выбираться.
— Добби, вставай... Добби?..
Но старый слуга не подавал признаков жизни, и его тело было слишком тяжёлым... слишком... этого просто не могло быть!
Пока Драко и Нарцисса замерли от ужаса, Люциус выбрался из-под тела Добби и постарался нащупать у него пульс. Пульса не было. Подсвечивая себе зажигалкой, Люциус пытался понять, что же произошло. След от осколка обнаружился на спине Добби, чуть ниже левой лопатки.
— Папочка, он спас тебя?
— Да, Драко. Он меня прикрыл.
Бледная Нарцисса зажмурилась и притянула сына к себе. Уткнувшись ей в плечо, он разревелся, горько и безнадёжно, как в детстве. Люциус не мог себе такого позволить, поэтому он вытащил тело на улицу и положил его в траву рядом с домом. На большее не хватило сил. А ведь предстояло ещё как-то похоронить Добби и решить, как поступить с Нарциссой и Драко: оставлять их одних в доме было никак нельзя, а где найдёшь сейчас надёжного компаньона? Нарцисса тихо подошла сзади и, обняв за грудь, прижалась так сильно, будто боялась потерять. Хотя почему «будто»? Боялась. Смерть уже перешагнула порог их дома, и кто мог знать, хватит ли ей лишь одной жертвы.
Драко тоже выбрался из укрытия и теперь стоял рядом с Люциусом, глядя на Добби. Его била крупная дрожь, и, когда у него застучали зубы, Люциус прижал сына к себе. Какой же он хрупкий! И маленький... и беззащитный... и так отчаянно хочет казаться старше! Наверное, в свои одиннадцать Люциус был таким же. И у него уже был свой пони, большой любитель сахара и морковки. Сэр Абраксас был уверен, что забота о живой душе научит Люциуса чему-то, и если бы ни война, у Драко тоже мог быть свой пони... хотя Драко с большим интересом смотрел в небо... Люциус прикусил губу. И что только не лезет в голову!
— Нарси, принесите покрывало.
Нарцисса ушла в дом, а Люциус крепче прижал к себе сына и тихо сказал:
— Вот и всё, Драко. Теперь, когда меня нет, старшим мужчиной в доме остаёшься ты. Ты справишься. Я знаю.
Упадническое «если я не вернусь» не прозвучало, но и без этого Драко сумел взять себя в руки и прошептать:
— Я позабочусь о ней. Правда.
Вот и хорошо.
— Иди в дом.
— А ты?
— А я узнаю, какие потери в Уике, кто сможет вставить нам стекло, и схожу в эскадрилью.
Драко серьёзно кивнул и послушался. Нарцисса принесла покрывало, и пока Люциус накрывал Добби, зябко куталась в пальто. Только после этого он заметил светлый плед, испачканный кровью. Оторвать взгляд от этих тёмно-бурых пятен было непросто, но он всё-таки отвернулся и спросил:
— Нарси, я не могу оставить вас одних. Что, если я поговорю с Лили Поттер, чтобы она составила вам компанию?
Нарцисса улыбнулась дрожащими губами и кивнула:
— Это было бы замечательно.
***
Уик не сильно пострадал после бомбёжки, потому что на него не было сброшено ни одной фугасной бомбы. Скорее всего, в налёте участвовала пара сто девятых, которые теперь всё чаще несли бомбовую нагрузку. Потерявшись в низкой облачности, они сбросили свой смертоносный груз на цель, показавшуюся привлекательной, и только.
— Флайт-лейтенант Малфой, я рассчитывал увидеть вас лишь утром, — Маккензи был в отвратительном настроении и искал повод его выплеснуть. — Какого чёрта?!
— В результате налёта на Уик был убит мой помощник по хозяйству. Прошу выдать для похорон гроб.
Маккензи изменился в лице:
— Мне передали, что жертв нет. Сожгли пару сараев, и всё.
— Если и есть, то такие же случайные, как и Добби.
— Эти гробы предназначены для военнослужащих.
— Добби дослужился до капрала и был в Индии с сэром Абраксасом. Он воевал, сэр.
— Соболезную, Малфой. И дождитесь уже возвращения своей эскадрильи. Парни помогут. И могилу выкопать, ну и почести отдать, как положено.
Люциусу выделили не только гроб, но и открытый фургон, который обычно буксировал самолёты в ангар. В ожидании подмоги Люциус уселся на этот дурацкий гроб и закурил. Ему и в голову не пришло, что может подумать Северус, увидев его при заходе на посадку. Не говоря уже о Поттере с Блэком. Они мчались к нему наперегонки, бледные и напуганные до жути.
— Кто?!
— Добби.
— Твою мать, Малфой! Так и сдохнуть недолго, — выругался Блэк.
— В следующий раз напишу имя на гробе, чтобы было видно с воздуха, — огрызнулся Люциус. — Мне нужна помощь. Маккензи вас отпустил на пару часов.
Помочь Люциусу вызвался ещё Лонгботтом, который неплохо водил фургон.
Добби похоронили в конце городского кладбища, рядом с обрывом, откуда отлично просматривалась морская синь. Словно повинуясь магии, солёный ветер разметал облака, а теперь лишь трепал волосы и доносил холодное дыханье моря. Когда пришла пора прощаться, удивил Драко, который до этого старался держаться в тени, как и положено хорошо воспитанному ребёнку.
— Спасибо тебе большое, Добби, за то, — Драко прокашлялся, — что ты спас меня в подвале. Ужасно несправедливо, что тебе пришлось умереть, когда ты такой хороший и храбрый. Я всегда буду помнить то, что ты сделал для меня. Надеюсь, что сейчас ты счастлив.
Он оглянулся на Нарциссу, и она подхватила:
— Спасибо, Добби.
— Спасибо, Добби, — откликнулся Люциус. — Ты прикрыл меня от этого осколка. Покойся с миром.
Во взгляде Северуса отразился ужас, но он ничего не сказал, лишь сжал губы и первым поднял вверх руку с пистолетом. Троекратный залп прозвучал над тихим кладбищем и спугнул ворон, разлетевшихся с дикими криками. Скоро всё было кончено. Нарцисса приложила к глазам белоснежный платок, а Драко придержал её за локоть, вживаясь в образ защитника.
— Ты не говорил, что он тебя прикрыл, — едва слышно прошептал Северус.
— Это так. Прикрыл. Собой. Тихий и незаметный Добби.
— О таком не принято кричать... я бы тоже...
— Я знаю, Северус. И я.
Люциус одобряюще сжал ледяную ладонь друга, с сожалением отпуская. У него было ещё одно дело. Прежде чем уйти, он подошёл к Поттеру и без обиняков спросил:
— Джеймс, я хотел просить тебя разрешить супруге и сыну поселиться в моём доме. Этим вы бы оказали мне большую услугу.
— На каких условиях?
— На дружеских. И вместо того, чтобы оплачивать аренду, лучше побалуй их какими-нибудь приятными мелочами.
Поттер отлично умел считать, а кроме того, для него это был тоже отличный выход, поэтому он усмехнулся:
— Мне кажется, Лили согласится.
— Мне тоже так кажется. С Нарциссой они поладили, а с Беллатрикс и вовсе подруги.
— Но ты же понимаешь, Малфой, что к моей супруге прилагаюсь я?
— Понимаю.
— А это значит, что я буду навещать её, и возможно — в компании Сириуса.
— Он кузен Нарциссы, — улыбнулся Люциус.
— Ну да, — Поттер смешно наморщил нос. — Значит, мы будем приходить вместе.
— Хорошо, — согласился Люциус, — но ты ведь тоже понимаешь, что ко мне прилагается Северус?
— Кто бы сомневался, — фыркнул Поттер. — Ну, а теперь, раз мы так чудно договорились, предлагаю вместе встретить Рождество. У тебя дома. Нам нужен праздник.
Поттер, вне всяких сомнений, был наглецом, но сейчас Люциус был полностью с ним согласен. Праздник нужен.
— По рукам!
***
Супруга Поттера с радостью согласилась на переезд, и уже на следующий день Драко водил за руку младшего Поттера, показывая ему дом и объясняя, что коллекцию самолётов трогать нельзя категорически. Ребёнок покладисто кивал, но стоило отвернуться, как уже проворно двигал стул к открытой витрине. Драко переносил это со стоическим терпением и был всегда начеку. Нарцисса тоже неплохо ладила с Лили, что давало уверенность в том, что всё у них будет хорошо. Люциус похвалил себя за мудрое решение и вернулся в эскадрилью. Так было правильно. Тем более что бои в воздухе продолжались.
Ближе к концу осени противник изменил тактику. Теперь вместо того, чтобы сразу пересекать границу, большие силы сосредотачивались над Ла-Маншем, но начало рейда задерживалось. Это создавало серьезные проблемы, особенно учитывая, что британские истребители могли находиться в воздухе ограниченное время. Поэтому теперь вместо того чтобы отдавать эскадрильям приказ на взлет, служба наведения держала их на земле до тех пор, пока очевидность рейда не становилась безусловной. Разумеется, такая задержка была лишь меньшим из двух зол. Но пока британские истребители лихорадочно пытались набрать высоту, самолеты Люфтваффе уже пересекали линию южного побережья. А это часто не позволяло занять господствующую высоту. Еще реже появлялась возможность выйти на удобную позицию для атаки, что усугубляло ситуацию, ведь бои всегда велись с превосходящим по силе противником.
Люциус мог сказать, что уже выработал свой почерк ведения боя. Примерно за две мили до места сражения он выстраивал свою эскадрилью в одну линию и вёл её в атаку. Они всегда сбрасывали газ, чтобы уменьшить скорость сближения, но все равно получали лишь несколько секунд выигрыша для ведения огня. Тогда он ловил в прицел кого-то одного, держал его и, не обращая внимания на трассы снарядов, несущихся навстречу, жал на гашетку. Жал до тех пор, пока не начинало казаться, что столкновения не избежать. Только тогда он выжимал ручку управления вперед до самого конца. Сила тяжести мгновенно исчезала, и казалось, что желудок застрял в горле, а пыль и какой-то мусор из-под ног летели прямо в глаза, и, уже проваливаясь, он чувствовал, как голова бьется о фонарь кабины.
Но в такой схватке тратить более двадцати секунд на одного противника означало позволить другому зайти в хвост атакующему. За свой тыл Люциус не беспокоился, но Северус, повторяющий его маневры, становился уязвим. Поэтому цель выбиралась быстро, заход на неё осуществлялся мгновенно, и огонь открывался с любого возможного угла, чтобы так же быстро уйти в сторону. Длительное маневрирование не имело смысла, и победы одерживались, когда в кратчайшее время удавалось атаковать и выпустить точную очередь, желательно с самого близкого расстояния.
И каждый раз Люциус поражался тому, как точно понимал Северус его зачастую бессвязные ассоциации вроде «беру шмеля, а ты бей муху». Кстати, Поттер и Блэк тоже говорили на языке, которого кроме них не понимал никто. И в бою это имело решающее значение.
— Малфой, ты уже знаешь, где брать ёлку?
Иногда Люциусу казалось, что Блэк думает, будто окружающие говорят на том же языке, что и они с Поттером. А после недавнего боя даже значение знакомых слов доходило не сразу: в голове царила блаженная пустота, полностью отражающая опустошённую душу.
— Чего ты хочешь, Блэк? Какую, к чертям, ёлку?!
— Малфой, ты чего? — Блэк попытался ощупать его лоб, изображая заботливую маменьку. — Рождество же... подарки... пунш... венки из омелы... ну же! Ты должен о таком догадываться.
Только сейчас Люциус понял, что до Рождества осталось всего три дня, и война не повод лишать детей праздника.
— Я позабочусь о ели.
— Уж изволь! Мы с Джеем обеспечим всех пуншем, а ещё Джей хочет устроить сюрприз для леди.
Люциус мгновенно насторожился. Зная Поттера, он мог себе представить эти «сюрпризы». Но Блэк поспешил развеять его сомнения:
— Ничего криминального. Он просто хочет сделать мороженое. Лонгботтом поделился рецептом.
— Лонгботтом? Он-то откуда такое знает?
— Не всё ли равно? В общем, с нас пунш и мороженое, а с вас со Снейпом — мясо и ель. Всё по-честному.
Люциус не стал спорить. Действительно, всё было по-честному и выглядело довольно разумно, а кроме того, Нарцисса очень любила мороженое.
— Хороший план, — согласился он. — А что будем делать, если нам назначат в эту ночь дежурство?
— Не назначат! — довольно оскалился Блэк. — Это я беру на себя. Ну, знаешь, к Маккензи можно найти подход: маленькие дети, плачущие жёны...
— Балабол!
Блэк расхохотался и пошёл прочь, прокричав о том, что иметь дело с Люциусом — одно удовольствие. Будто кто-то в этом сомневался.
Северус помог Люциусу не только срубить подходящую ель, но и притащить её домой, к огромной радости детей. Впрочем, Гарри тут же потерял к ней интерес, и пока Драко вёл учтивый разговор с Северусом о духе праздника, успел не только подставить стул к стеллажу с моделями самолётов, но и забраться на него.
— Прошу меня простить, — вежливо закончил Драко и метнулся спасать свои сокровища.
— Весело тут у вас, — улыбнулся Северус подошедшей Лили.
— Как в сказке, — согласилась она. — Ну-ка, Сев, быстренько поставь ель в том углу, там её точно никто не свалит.
Люциус подошёл к Нарциссе и украдкой поцеловал её в плечо.
— Весело у вас, — повторил он слова Северуса.
— Даже не представляешь насколько, — улыбнулась Нарцисса. — Никогда прежде я не чувствовала себя настолько живой. И знаешь, милый, когда война закончится, ты меня обязательно прокатишь на самолёте. Если уж все вокруг сходят от полётов с ума, значит, в этом что-то есть.
Конечно же, Люциус пообещал, только вот ему почему-то казалось, что конца войны он не увидит, и это, как ни странно, даже не пугало.
На Рождество Маккензи отпустил их всех, и Люциус понял, что подобного опыта у него не было. Этот семейный праздник он всегда проводил в очень узком кругу, начиная с детства, когда ему стали позволять оставаться на поздний ужин, и заканчивая уютными семейными посиделками с Нарциссой и Драко, на которых всегда присутствовал молчаливый Добби. Похоже, именно он и был хранителем этой традиции, потому что с его уходом всё изменилось. Хотя Люциус и сам приложил к этому руку.
Яблочный пунш с лимоном и мятой по древнему рецепту Блэков определённо удался, несмотря на то, что Нарцисса уверяла, что Блэки никогда не увлекались кулинарией. Судя по всему, Поттеры тоже, потому что мороженое вышло как-то не очень. Но оно было сладким, быстро таяло и неплохо сочеталось с пуншем — чего ещё желать?
— Я поднимаю этот бокал за нашу чудесную компанию, — язык Поттера немного заплетался, но речь при этом не теряла связности. — Вот сидим мы здесь, все вместе, а где-то там идёт война, рвутся бомбы.
— Завязывай о плохом! — толкнул его в бок Блэк.
— Я не об этом. Просто хочу сказать, что эта гадская война объединяет лучше, чем какие-то церковные обряды... песнопения... Рождество...
— Не отвлекайся, Поттер, — снова вернул его на землю Блэк.
— Я не отвлекаюсь! Я просто хочу сказать, что пока мы вместе, нам плевать и на войну, и на смерть, потому что любовь всё равно сильнее! И когда мы победим — а мы победим! — я хочу, чтобы мы так же все собрались вместе, и тогда я найду эту чёртову волынку и даже сыграю, а Снейп споёт... а потом мы все станцуем... и это будет... это будет...
Захмелевший Поттер схватил в охапку Лили и поцеловал, подводя итог свои словам. Люциус был с ним совершенно согласен. Он поднял бокал:
— За любовь!
— За любовь, — отозвался Северус.
Тост подхватили все, веселье продолжилось, а Люциус вдруг подумал, что надо было загадывать жизнь...
***
Двадцать девятого декабря в небе над Лондоном снова была бойня. После ноябрьских налётов на Бирмингем и Ковентри показалось, что самое страшное позади. Но нет. И то, что обошлось почти без потерь — не считать же трагедией перебитую снарядом стойку шасси Блэка? — Люциус записал на счёт удачи. А она, как известно, очень капризная леди.
Сразу после этого вооружение их «Спитов» усилили двумя двадцатимиллиметровыми пушками «Испано-Сьюиза» и поменяли двигатели на более мощные «Мерлин 45». Всё говорило о том, что грядут перемены, и они вовсе не связаны с кадровыми перемещениями в командовании. Гипотезу Люциуса подтвердил Маккензи, который на очередном построении объявил:
— Хватит сидеть в обороне, пора наступать! И наши эскадрильи будут первыми.
План атаки был прост: шесть бомбардировщиков «Бленхейм» под прикрытием трех «Харрикейнов» и трех эскадрилий «Спитфайров» должны были нарушить воздушное пространство противника чуть южнее Кале. Бомбардировщики использовались в качестве приманки, а истребители должны были спровоцировать самолеты Люфтваффе на бой. Интересно, о чём думали в штабе командования, называя операцию «Цирк»? Люциус бы не удивился, узнав, что это изощрялся шутник вроде Блэка — вполне в его духе!
Дата этого «Цирка» была засекречена, но не оставалось никаких сомнений, что это дело ближайших дней. А ещё Люциус ломал голову над тем, как вручить Северусу подарок. Дату его рождения он знал ещё из пресловутого личного дела, добытого по случаю, но всё осложнялось тем, что Снейп никогда этот день не праздновал. Да и двадцать семь лет не такая дата... хотя на войне любая дата становится достаточно круглой, чтобы её отмечать. Ещё один год жизни — что может быть лучше? К чёрту правила приличия.
Вечер девятого января выдался очень холодным и ветреным, поэтому после очередного патрулирования никто не хотел задерживаться на площадке перед ангаром, где обычно любили покурить и обменяться новостями. Люциус задержался намеренно и не удивился, когда они с Северусом остались одни.
— С днём рождения, Северус, — Люциус протянул подарок.
Северус изумлённо уставился на него, а когда развернул подарок, то несколько мгновений разглядывал его, поглаживая вороненую сталь, с таким мальчишеским восторгом, что у Люциуса потеплело на душе.
— Люци, но это же «Браунинг М 1906»... это же... он же по индивидуальному заказу... — Северус словно забыл все слова.
— Да. Это тебе.
— Но мне нечем тебе ответить, — уши Северуса покраснели, выдавая сильное смущение.
— Просто скажи «спасибо», и мне хватит.
— Спасибо, но...
— Грипхук кое-что мне задолжал, — начал Люциус.
— Угу, и поэтому тебе это ничего не стоило, — перебил Северус. — Как всегда.
— Вот видишь, ты всё знаешь.
Северус откровенно любовался пистолетом и осторожно поглаживал его, словно лаская. Люциусу стало неловко за свои мысли и ассоциации, и он отвернулся, закурив следующую сигарету.
— А можно, я его испытаю? — похоже, Северус и сам понял, как это прозвучало, потому что быстро поправился: — В смысле, ты пойдёшь со мной в тир?
Разумеется, Люциус согласился, и, стоя рядом с раскрасневшимся Северусом, поймал себя на том, что радуется не меньше его, а ещё почему-то любуется им. Хотя, конечно, стрелял Северус красиво.
«Цирк» случился десятого января. Не встретив никакого отпора, четыре эскадрильи вторглись в воздушное пространство противника. «Бленхеймы» достойно сыграли роль приманки, показательно разбомбив военные склады. Когда показались «сто девятые», Люциус впервые с начала войны испытал прелесть численного преимущества.
Это была безусловная победа! И когда эскадрилья вернулась в Уик, Люциус записал на счёт каждого по сбитому «Мессершмитту», слегка погрешив против истины. Но моральный дух того стоил. С этого дня такие вылеты стали обычной практикой.
Однако «Цирк» не был единственным типом операций, проводимых Королевскими ВВС. Вскоре опробовали ещё один вариант, названный «Родео». В такой акции принимало участие до шести эскадрилий истребителей, которые буквально сметали всё на своем пути. Если немцы вовремя разгадывали цель подобного налета, они просто старались не попадаться на пути нападающих, так же как летом прошлого года Истребительное командование игнорировало подобные рейды немецких «свободных охотников». Когда же погода не благоприятствовала использованию больших авиагрупп, британцы все равно старались не давать противнику ни дня передышки. В этом случае применяли приемы «бузотеров» и «рейнджеров», когда два или четыре истребителя на малой высоте пересекали Ла-Манш и охотились за любой подходящей целью. И все же главным тактическим приемом Истребительного командования оставалось «цирковое представление».
Тактика действий тоже претерпела изменения. Дуглас Бэйдер предложил Истребительному командованию использовать боевое построение, получившее название «четыре пальца». Этот порядок состоял из двух пар самолетов, расположенных в ряд. Ведущие истребители размещались чуть впереди уступом, а их ведомые находились немного сзади, справа и слева. Таким образом, во время полета летчики могли следить за воздушным пространством, прикрывая друг друга сверху и сзади. Конечно же, в пару Люциусу с Северусом встали Поттер и Блэк.
«Цирк» номер четырнадцать давал представление в середине июня. На последнем совещании Маккензи говорил о том, что Германия готовится к вторжению в Россию. Это было очень похоже на правду — налёты на Британию почти прекратились, а в небе Франции редко когда удавалось встретить противника. Наверное, это было к лучшему, потому что командование стало использовать «цирковые представления» для того, чтобы поднатаскать новобранцев — кадровый голод коснулся истребительной авиации сильнее всего.
В этот раз им повезло перехватить две эскадрильи «Мессершмиттов», и Люциус хотел показать новичкам, как с ними надо обходиться. Только вот сейчас их противники оказались настоящими асами и приняли навязанный им бой с огромным энтузиазмом. А может, им просто надоел «цирк», и они решили показать, кто в этом небе хозяин.
Люциус и сам уже давно научился определять мастерство противника по манере управления самолётом, потому ничуть не удивился, когда вся мощь атаки обрушилась на новичков.
— Ах, ты ж посмотри, какая сука! — не сдержался Блэк. — Джей, бей пиздоглазого!
В пылу атаки никто не выбирал слов, но Блэк отличался особенной экспрессией. Как обычно, Поттер его понял с полуслова, и Люциусу оставалось лишь повторить их маневр.
— Сев, наш с красным фонарём.
Закатное солнце, и в самом деле, подсветило фонарь одного сто девятого. Беда была в том, что летящему в стороне Северусу, очевидно, красным засветился кто-то другой.
А тем временем оставшиеся без внимания «Мессеры» методично выбивали «Спитов», и вот уже три самолёта сорвались в последнее пике. На бешеных скоростях было трудно уследить за всеми, но новички явно не справлялись, и эти потери Люциус не мог себе простить.
— Отходим! Против солнца поднимаемся в облака и курс запад!
В бою Люциуса слушались беспрекословно, и даже Блэк признавал его право последнего слова. Он грязно выругался и пристроился в хвост Поттеру. Служба наведения Германии явно уступала британской, и в облаках удалось затеряться и взять верный курс. Люциус устроил перекличку и, не досчитавшись четверых, стиснул зубы. Хуже некуда! Вот что значит расслабились... непозволительно!
Они уже пересекли Ла-Манш, когда из облаков внезапно вынырнули их недавние противники. Люциус узнал нарисованную на фюзеляже акулью морду, наречённую Блэком недобрым словом. Пилоты «Мессеров» явно мечтали о реванше, и им удалось занять лучшее положение, пристроившись сзади с хвоста.
Непонятно, чем их разозлил Блэк, но, похоже, охота шла на него персонально. Впрочем, этот засранец умел выбесить кого угодно. Четверо против четверых — чего ещё желать! В воздухе ярко светились трассирующие пули, напоминая сплошные прутья клетки, в которую их пытались поймать, и Люциус пожалел, что расстрелял все заряды обеих пушек. Он вёл свой «Спит», проклиная законы физики, нагрузку на крыло и недостаточный радиус разворота, а когда, наконец, вышел на линию атаки, увидел, как закрутило в штопор самолёт Поттера, и тот стремительно понёсся к земле. В этот же миг Блэк взвыл, как смертельно раненый зверь, и пошёл на таран.

@темы: Севолюц, Фики мои, Фандомное, Снежная история, Снейсибер, Когда растает снег

Здесь нужна какая-то сноровка,
Чтоб не забухать, не заколоться.
Пенсионный возраст, как морковка,
Перед осликом, что кружит у колодца.
Не достичь его, как горизонта.
Ты к нему, а он совсем не ближе.
Не спасёт позитивизм Огюста Конта.
Дайте водки и две пачки сижек.
Пьяненький уже сижу у сквера.
Жизнь прекрасна, хоть не умирай!
Пенсионный возраст это вера,
Как загробный мир, как ад и рай!
Пенсионный возраст это идол,
Образ, а под красками - фанера.
Может есть, но я давно не видел,
Не во сне, а наяву пенсионера.
С. Шнуров
@темы: Просто так, Настроенческое
Автор: HelenRad
Бета: мухомурчонок
Размер: макси
Пейринг: СС, ЛМ, РМ, ДП, ЛЭ, СБ, ББ, ТР и другие
Жанр: военные приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: мне всегда было интересно, что будет, если вдруг канонные "светлые" и "тёмные" окажутся на одной стороне. Кроме того, невозможно устоять перед таким артом Kedro Boiz, с которого началась эта история, и которым она закончится)))
Предупреждение: АУ, смерть персонажа


Эту историю хочется подарить SnowBlues с обещанием, что всё будет хорошо. Обязательно будет)))
1 часть
2 часть
3 часть
4 часть


читать дальше***
Вызову в штаб Северус не удивился — они с Поттером слишком бурно обсуждали, где и кому можно гулять в Уике, — но причём здесь Малфой? Однако всё оказалось гораздо интереснее. Маккензи, довольно потирая руки, прохаживался по кабинету:
— Так, так, так... документы возьмёте у Уоттерса, вылет через сорок минут.
Очевидно, скуадрон лидер считал эту информацию достаточной, и Северус уже было решил помалкивать и узнать подробности у Уоттерса, но Люциус всегда имел собственное мнение.
— И куда мы командированы? — светским тоном поинтересовался он.
Кому-то другому такое бы не сошло с рук, но Малфою позволялось многое, в том числе и перебивать Маккензи. Тот лишь довольно улыбнулся и снова потёр руки:
— В Саутгемптон. Догадываетесь, зачем?
— Да, сэр, — отозвался Люциус.
Северус кивнул, чувствуя, как перехватило дыханье. Неужели? В Саутгемптоне было налажено производство «Спитфайров», и не было иной причины лететь туда, кроме как за новыми машинами. А Маккензи несколько раз обошёл кабинет.
— Пятнадцать «Спитфайров» типа «А» с пулемётами «Браунинг», двигатель «Мерлин», — он нетерпеливо побарабанил по столу пальцами. — О чём ещё мечтать?
— Нас лишь двое, — напомнил Малфой.
— Вам там помогут, — Маккензи игриво подмигнул. — Хотел бы я оказаться на вашем месте.
Северусу было неплохо и на своём, ведь оживала его давняя мечта: это даже не «Харрикейны» — «Спитфайры», почти легенда. Вместе с Люциусом он быстро оформил все бумаги и вылетел в Саутгемптон.
Двадцать минут они кружили над авиастанцией, ожидая разрешения на посадку. Всё-таки жизнь в Уике было гораздо спокойнее и размереннее, а здесь на заводе просто била ключом. Северусу хотелось показать красивую посадку, но ему не дали возможности для маневрирования, кроме того, сразу же приказали загонять «Бленхейм» в самый дальний ангар. Но даже это не испортило прекрасного настроения и предвкушения знакомства со своим «Спитфайром». Северус спрыгнул на землю и потянулся после дальнего перелёта. Он похлопал старый «Бленхейм» по серебристому боку, прощаясь, и поспешил вслед за Люциусом в канцелярию.
«Спитфайры» стояли в ряд, и Северусу сначала показались совершенно одинаковыми, но приглядевшись, он понял, что камуфляжная окраска соседних машин зеркально повторяет друг друга. «Бленхейму» тоже вскоре предстояло стать таким же пятнистым, но куда ему до совершенства этих форм?! Северус не выдержал и залез в кабину, пахнувшую краской, кожей и ещё чем-то неуловимо прекрасным. Он несколько раз дёрнул стекло «фонаря», открывая и закрывая его. Крыша фонаря показалась низковатой, и, чтобы не цеплять её головой, пришлось глубже вжаться в сиденье. Но это такие мелочи! Северус с неохотой покинул кабину и подошёл к Люциусу, который явно хотел поделиться впечатлениями.
— Мистер Малфой, какая встреча!
Северус оглянулся на голос, показавшийся смутно знакомым, и обомлел: Беллатрикс Блэк, сияя улыбкой, повисла на шее Люциуса, целуя его в щёку. Никакого понятия о приличиях! Даже то, что она родственница Нарциссы, не оправдывало таких вольностей в общественном месте. Впрочем, Люциус не жаловался, хотя и особо счастливым не выглядел.
— О! И вы, мистер Снейп, здесь!
Северус поспешно отступил, уклоняясь от объятий, чем вызвал весёлый смех красотки Бель.
— Снейп, а ты всё так же дик и необуздан. Тебе надо научиться расслабляться.
— А тебе хорошим манерам, — не остался в долгу Северус.
— Зачем тогда нужны друзья и родственники? — фыркнула она.
— Беллатрикс, что вы здесь делаете?
— Служу Британии, — она отступила на шаг и повела плечом, давая рассмотреть погоны пайлот-офицера.
Надо сказать, что форменный комбинезон был ей к лицу. Как и короткая стрижка, и загар.
— Но как? — Люциус совершенно точно был удивлён.
— Вспомогательная служба ВВС Британии в моём лице приветствует вас, — Беллатрикс усмехнулась. — Женское подразделение Полин Гауэр.
— Но чем вас собираются занимать? Война — совершенно не женское дело.
— Ох, Люциус, поверь мне, что стрелять по врагу — это ещё не всё. Мы перегоняем самолёты с завода на авиастанции.
— И сколько вас?
— Пока восемь пилотов, — Беллатрикс упрямо избегала упоминать гендерные различия. — И этого очень мало.
— А где вы базируетесь?
— В небе!
— Но ведь заводы выпускают разные самолёты, неужели вы летаете на всех?
— Вас это удивляет, дорогой родственничек? — Беллатрикс дерзко задрала подбородок: — Не все рождены для того, чтобы подавать обеды и подтирать сопливые носы.
— Но, тем не менее, без мужчин вы не обходитесь, милая свояченица.
— А зачем? Или вы думаете, что лишь вы вправе выбирать?
Оставленный без внимания Северус с интересом прислушивался к разговору, становящемуся всё более личным.
— Бель, это не самый хороший человек, поверьте мне.
— А я с ним не в церковь собираюсь!
— Кроме того, у него совершенно иные предпочтения...
— Люциус, о его предпочтениях позвольте судить мне! — перебила его Беллатрикс и, резко развернувшись, ушла, обрывая разговор.
Северус закурил, не зная, что сказать. Совершенно точно это было не его дело, но любопытство не давало покоя. А как же братья Лейстранджи? Или речь шла о ком-то из них? Но они точно были отличными парнями, с самыми обычными предпочтениями. И они были без ума от Бель. Оба. Люциус вздохнул и, достав сигарету, затянулся, глядя вдаль.
— Она очень упряма. Нарцисса утверждает, что она всегда такой была.
— Это заметно, — согласился Северус. — Видел бы ты, как она вертела Лейстранджами.
— Боюсь, этот орешек ей не по зубам.
— Кто это?
— Политик, — Люциус сжал сигарету так, что она сломалась. — Очень умный и совершенно беспринципный.
— Как и все политики, — кивнул Северус, кое-что усвоивший из рассказов друга.
— Ну да, — взгляд Люциуса стал рассеянным. — Надеюсь, нам не придётся с ним породниться.
— А чем он занимается?
— Хочет изменить мир.
— А что в этом плохого?
— Это как посмотреть. Мне кажется, что в Германии, когда голосовали за Гитлера, хотели совершенно другого, чем получили.
Как же Люциус любил уходить от ответа на однозначные вопросы! Тогда Северус попытался зайти с другой стороны:
— А как его зовут?
— Том, — взгляд Люциуса стал обжигающе холодным. — Том Риддл. И советую тебе держаться от него как можно дальше.
— Можно подумать, я его когда-нибудь увижу, — хмыкнул Северус.
— Как знать. А теперь пойдём к нашим «Спитфайрам».
Если Люциусу разговор переставал нравиться, то он его попросту обрывал. Вот как сейчас. Но Северус не терял надежды вернуться к этому разговору и узнать про Риддла — фамилия показалась ему странно знакомой.
Никогда прежде Северус не задумывался о том, что и Бель и Лили были пилотами. Такими же, как он и Люциус. Глядя, как лихо Беллатрикс выводит из заводского ангара «Спитфайр», Северус вдруг представил на её месте Лили и понял, что так и не узнал подругу. Такое непринуждённое управление истребителем в исполнении женщины почему-то не укладывалось в голове, как, впрочем, и то, что женщина может быть офицером Королевских ВВС. А их уже восемь... а могло быть и девять, если бы Лили не родила сына.
— Какие они всё-таки разные, — кажется, Люциус думал о том же. — Не представляю Нарциссу в этой роли.
— А Драко?
Во взгляде Люциуса мелькнуло что-то похожее на ужас.
— Он ещё слишком мал.
— Но он ведь вырастет.
Люциус потрясённо покачал головой:
— Не могу себе этого представить. Совсем. Ну что? Полетели?
Несмотря на некоторые неудобства, причиняемые стеклом фонаря, «Спитфайр» вызывал бурю эмоций: скорость, маневренность, простота управления — всё было на самом высшем уровне. Кажется, и Люциуса накрыло похожими чувствами, потому что он не просто выслушивал восторженные комментарии Северуса, но и сам отзывался почти теми же словами. А ещё в его голосе Северус слышалась улыбка, даже сквозь многочисленные радиопомехи.
Их возвращение в Уик вышло триумфальным: пилоты истребителей встретили «Спитфайры» бурными аплодисментами, а когда поднялся фонарь, и показалась красотка Бель, публика взревела. Очевидно, Беллатрикс такая реакция была не в новинку, потому что на землю она спустилась так, словно на сцену вышла актриса. Небрежным кивком поблагодарив публику, она царственно поправила ремень на комбинезоне и, безошибочно определив местоположение штаба, направилась туда. Стоит ли говорить, что Маккензи был гораздо учтивее и предупредительнее, чем обычно?
Северус и Люциус просто потерялись на фоне женщин-пилотов, но это даже было неплохо — минута, чтобы покурить и овладеть эмоциями, никогда не бывала лишней.
— Беллатрикс рождена для того, чтобы блистать, — Люциус с улыбкой смотрел на успех свояченицы. — И честно говоря, я не представлял, что она настолько хороша в воздухе.
— Жалко, я так и не увидел Лили, — Северус прикусил язык, понимая, что сболтнул лишнее.
Но Люциус, казалось, не обратил внимания, что речь зашла о замужней леди.
— Ещё увидишь.
— Думаешь?
— Уверен. Они с Бель стоят друг друга. Меня сильно удивил её выбор.
— Поттера?
— Семейной жизни. Насколько я разбираюсь в людях, она — не домохозяйка.
— Лили — не суфражистка, — обиделся за подругу Северус.
Люциус не любил спорить, вот и сейчас он пожал плечами и продолжил:
— Готов поспорить, что после визита Бель она тоже засобирается в АТА.
Северус прикусил губу. Как он мог забыть, что они подруги, и, будучи в Уике, Бель непременно навестит Лили. Хотя так этому Поттеру и надо! Да и характер Лили стал портиться — наверняка от такой жизни. Разве иначе стала бы она отчитывать Северуса за «беспорядочную жизнь»? Просто похихикала бы над сорванным свиданием. Кстати, по её вине!
Бель и в самом деле отправилась в Уик, в то время как остальные лётчицы производили фурор среди обитателей авиастанции. Пожалуй, только Люциус и Северус остались невосприимчивы к их чарам. Люциус потому, что ждал Нарциссу с Драко, а Северус... наверное, он всё-таки был педиком. Да точно был!
Словно в подтверждение этих мыслей всю ночь ему снился Рей. Не то чтобы он никогда не посещал его по ночам, нет. Просто обычно все такие сны были связаны с морем — как-то Северусу даже приснился дельфин, которого он в жизни никогда не видел. Сейчас же Рей стоял на берегу обрыва, кутаясь в зимнюю форменную куртку.
— Я скучаю по тебе, Сев.
Он говорил, не глядя на Северуса, словно обращался куда-то вдаль. Ледяной ветер трепал его отросшие волосы, посыпая их снежной крупой. Северус подошёл к нему и встал рядом, касаясь плеча. Он достал из кармана пачку сигарет:
— Будешь?
— Буду.
Рей вытянул сигарету и, обняв Северуса за плечи, увлёк за собой в узкий проход между камнями. Здесь ветра не было, и стало сразу тепло. Рей расстегнул куртку и улыбнулся, ощупав отросшую щетину:
— Неделю не брился. Проклятый холод. Как ты?
Северус осторожно коснулся его колючей щеки:
— Скучаю. Мне без тебя плохо.
— Это же всё было несерьёзно и случайно. Или нет?
— Нет. Наоборот, серьёзно и неслучайно. Я — идиот, Рей.
— Ты — балбес, Сев. Ведь ничего не изменилось.
— Скажешь тоже «ничего», — проворчал Северус, разглядывая, как нервно дёрнулся кадык Рея. — Ты умер.
— Никогда не подозревал у тебя некрофилии, — Рей снова улыбался так, как умел только он, и эта улыбка совершенно не соответствовала словам. — Любить надо живых, Сев.
Северус снова дотронулся до тёплой щеки, поражаясь своему открытию:
— Но ты ведь жив.
— Откуда ты знаешь?
А мелкие снежинки, запутавшиеся в волосах Рея, растаяли и блестели каплями росы. Северус коснулся их, а потом перевернул ладонь, демонстрируя неопровержимое доказательство своей правоты.
— Ты жив!
Рей покачал головой:
— Уверен?
— Да!
Проснулся Северус с бешено колотящимся сердцем и, соскочив с кровати, едва не упал, запутавшись в одеяле. Сон был настолько реальным, что казалось, будто стоит выскочить из комнаты — и окажешься на тех заснеженных скалах. Северус взглянул в окно: там восходящее солнце предвещало неплохой день, один из таких, что радуют летом.
— Это только сон...
В пустой комнате глухой голос прозвучал вороньим карканьем. Отчего-то стало настолько жутко, что Северус обхватил себя руками и рассмеялся.
— Это только сон... просто сон...
До подъёма оставалось ещё около часа, но Северус понял, что уже не уснёт, и вышел на улицу. Сигарета привычно успокаивала и дарила иллюзию обыденности. Ведь, по сути, ничего особенного не произошло. Только сон.
Северус был уверен, что его долго не оставит впечатление от этого видения, но уже днём объявили, что Германия подписала договор о ненападении с Советским Союзом, и эта новость затмила прочие. Люциус доходчиво объяснил, что теперь Британия оказалась в крайне тяжёлом положении, что означало крах всей внешней политики.
— Раздел Польши, о котором они договорились, заставит Францию и Британию объявить войну согласно нашим гарантиям, а это, сам понимаешь...
Северус понимал. С этого дня на круглосуточные дежурства выходили одновременно два офицера. Они должны были получать и расшифровывать поступающие сигналы, и, разумеется, все ждали примерно одного. Незаметно сложилось мнение, что Британия будет немедленно атакована ордами немецких бомбардировщиков, и Северус в числе прочих вглядывался вдаль, ожидая их появления.
Наверное, именно так выглядело затишье перед бурей — вроде бы не происходило ничего особенного, а от напряжения уже сводило скулы. Кроме того, остро ощущался недостаток опыта полётов на новых машинах. Именно поэтому первая боевая тревога встряхнула всех. Как только самолёты поднялись в воздух, на радиосвязь вышел офицер наведения, который приказал на максимально возможной скорости курсом девяносто градусов подняться на высоту четыре тысячи шестьсот метров. Северус ни мгновения не сомневался в том, что началось. Он включил электрический зеркальный прицел, чтобы быть готовым к моменту, когда в поле зрения покажутся самолеты люфтваффе.
Офицер наведения дважды корректировал курс, и немного погодя стало ясно, что он ведёт их обратно в Уик. И действительно, не прошло и десяти минут, как последовал сигнал отбоя. Тревога оказалась ложной. Вот только больше не было того бесшабашного азарта, который сопровождал учения — всё казалось чересчур серьёзным.
Вечером Люциус больше молчал. Он и до этого уже несколько дней он был не похож сам на себя. Северус мог лишь ждать, во что это выльется, но как помочь или поддержать, не представлял. Такие вещи были выше его понимания. Но Люциус заговорил сам:
— Я хочу купить дом в Уике.
Такая постановка вопроса всегда поражала Северуса. Одно дело — изредка снимать дом для встреч с женой, и совсем другое — покупать его. Интересно, зачем? Северус решил прощупать почву, начав очень осторожно:
— Ты планируешь там с кем-то встречаться?
— Я планирую поселить там мою семью!
Кажется, Северусу удалось его оскорбить.
***
В ночь на второе сентября Северус заступил на дежурство вместе с Люциусом. Они уже знали о направленной правительством Британии ноте протеста и ждали объявления войны. Все эскадрильи были приведены в высшую степень боевой готовности, и от напряжения уже искрило.
— Чего они тянут?
После того как дежурным офицерам разрешили курить на посту, воздух в дежурке стал сизым от дыма. Люциус затушил очередную сигарету и устало потёр глаза.
— Соблюдают формальности. Не переживай — не сегодня, так завтра объявят.
— И что будет?
— Будем воевать.
— Как? Мне кажется, что никто толком не знает, что делать, — Северус не мог молчать. — Люциус, скажи, что мы будем делать? Наступать? Обороняться? Войдём в Польшу? Где будем базироваться?
— Мы будем выполнять приказы.
Северус замолчал. Про приказы он и сам знал, но чувствовать себя слепым котёнком не любил. Ему надо было точно знать, к чему готовиться, и обычно Люциус щедро делился информацией.
— Люциус, ты же знаешь, что я умею молчать.
— Знаю, — кивнул он. — А тебе не кажется, что я могу и не догадываться о таких вещах?
Северус потрясённо уставился на друга. Ему и в голову не приходило, что тот может чего-то не знать. Но ведь, если подумать, он тоже обычный человек, хоть это и представляется странным. Люциус был каким угодно, только не обычным, но говорить об этом почему-то оказалось неловко.
— Как твоя семья? Скучают по Лондону?
— Им некогда, — улыбнулся Люциус. — Они обживаются. Беллатрикс познакомила Нарциссу с твоей подругой, и мне кажется, это поможет им скрасить одиночество. Да и нравы здесь попроще — Драко пребывает в полном восторге.
— Он гуляет без присмотра?
— Здесь так принято. Нарцисса уверяет, что его коллекция самолётов впечатлила местный бомонд.
— Скажешь тоже, — Северус вспомнил своё уличное детство: — Лишь бы не били.
— У него неплохая компания, — Люциус задумчиво принялся выстукивать пальцами мелодию гимна. — Мне так показалось.
Северус не стал спорить. Может быть, если бы у него в детстве были такие самолёты, то и компания подобралась бы соответствующая — всё-таки рубашка из старой материнской кофты не располагала к приличным знакомствам. Только одной Лили было плевать на его вид, потому что он виртуозно умел надувать лягушек.
Британия вступила в войну третьего сентября, но зря Северус ждал, что их немедленно пошлют в бой. Началась переброска во Францию сухопутных дивизий, в водах Атлантики уже велось конвоирование судов из-за того, что германские подводные лодки торпедировали и топили пассажирские суда, идущие под британским флагом. И только лётчики бездействовали, словно ждали какого-то особого приказа.
В конце сентября на утреннем построении Маккензи объявил о преобразовании в эскадрилью ночных истребителей, после чего о нормальном сне пришлось забыть. Следующие несколько месяцев Северус добросовестно готовился к новой роли, причём действовать приходилось практически на ощупь. Никто толком не понимал, как следует вести ночной бой, и оттого тренировки отличались огромным разнообразием.
Наземное наведение со времени учений лучше не стало, а о радарах, которыми спешно оборудовали все авиабазы, пилотам приходилось только мечтать. Поэтому ночное патрулирование сводилось к пролётам над группами сигнальных ракет, размещаемых самыми неожиданными способами. Эти ракеты выкладывали на земле каждые три или пять километров, формируя линию патрулирования, и образовывали фигуры или складывались в короткие слова, повинуясь фантазии техников вспомогательных служб. С этих линий дежурный офицер службы наведения направлял самолёты первой группы туда, где обнаруживал «противника», которого имитировали пилоты второй группы. И снова успех становился делом случая и сильно зависел от облачности, которая могла скрывать сигнальные ракеты от самолётов, поднявшихся выше двух километров.
Северус считал тренировки с прожекторами гораздо эффективнее — в конусе их лучей самолёт становился заметен. Но к тому времени, когда истребитель разворачивался в направлении цели, прожекторы теряли противника и бесцельно метались по небу. Когда же истребитель сокращал дистанцию, его неизменно освещали так, что пилот временно слеп или, по крайней мере, терял способность к ночному видению, что делало любые дальнейшие попытки обнаружить неуловимого «врага» безрезультатными.
Оставалось только надеяться, что эти тренировки не окажутся бесполезными, потому что количество потерь в них было слишком большим для простых тренировок. Но шла война, и все прекрасно понимали, что бомбить цели можно и вслепую, а хорошую погоду для взлета и посадки противник может выбрать на своей авиабазе, что вполне позволяли расстояния. Именно поэтому ночные истребители должны были не только взлетать в самую отвратительную погоду, чтобы перехватить противника, но и суметь вернуться и сесть. Надо ли говорить, что эти тренировки оказались настолько утомительными, что Северус не просто научился спать днём, но и мог выспаться в абсолютно любых условиях. Иногда ему казалось, что спать стоя — не такая уж плохая идея.
— Люциус, тебе не кажется, что с этими ночными вылетами вся война пройдёт мимо нас?
Теперь даже традиционные вечерние разговоры они вели по утрам, прежде чем разойтись по комнатам для сна.
— Всё ещё только начинается.
— Но дневные эскадрильи хотя бы сопровождают конвои, а мы?
— А мы получаем бесценный опыт.
— «Кошачьих глаз»?
— И этого тоже. И может быть, тебя утешит новость, что Поттер и Блэк попросили разрешения перейти в Истребительное Командование, и с завтрашнего дня они зачислены в нашу эскадрилью.
— Но как?.. — Северус не находил слов. — Они же всегда говорили, что опыт полёта на многомоторных самолётах поможет им устроиться в жизни.
— В мирной жизни, — мягко поправил Люциус. — А сейчас война.
— Какого чёрта? А если с Поттером что-то случится, кто будет заботиться о Лили?!
Люциус с таким интересом взглянул на Северуса, что до него медленно стал доходить смысл сказанного, и он попытался оправдаться:
— Ну, я же тоже могу погибнуть, а у неё ребёнок...
Люциус удивлённо приподнял бровь, и Северус совсем запутался:
— Я не хотел сказать, что твоя Нарцисса останется одна... тьфу ты, чёрт! Я вообще о другом!
— Конечно, о другом. И пилоты бомбардировщиков гибнут не меньше. А ты не ревнуй — «Спитов» на всех хватит.
И как у Люциуса получалось так ловко разобраться в том, о чём сам Северус лишь смутно догадывался? Не то чтобы он ревновал — «Виккерс Веллингтон» тоже был неплох, но сравнения со «Спитфайром» не выдерживал.
— Вот ещё, — фыркнул Северус, — ревновать. Просто теперь будет глаза мозолить. В одной эскадрилье и не разойтись так-то.
— Зато он теперь будет спокоен в небе.
— С чего это вдруг?
— Ну, он будет уверен, что в это время ты не у его супруги.
Северус даже не нашёлся с ответом. Неужели Люциус, и правда, так считает? Хотя вряд ли он тогда стал бы прикусывать губу, скрывая улыбку.
— Шутишь, да?
— Возможно, — Люциус откровенно веселился. — А быть может, и нет. Хотя Поттер — тот ещё ревнивец.
— Угу, — отозвался Северус. — Вот и иди с таким в бой.
А между тем перспектива вступления в бой становилась всё ближе...
Люциус. 1940-1941 ггЛюциус. 1940-1941 гг
Суровые времена требуют жёстких мер — это понимали все. Иначе слова Черчилля о том, что он не может предложить нации ничего, кроме крови, тяжкого труда, слёз и пота, не вызвали бы такого резонанса. Его поддержали во всём — и когда он создал Министерство обороны, сосредоточив в одних руках руководство военными действиями и координацию между флотом, армией и ВВС, и когда отказался вести переговоры с Гитлером, отвергнув порочный мир, за который выступали некоторые весьма уважаемые члены парламента.
Однако не успел Черчилль занять кресло премьер-министра, как немецкие войска, действуя по плану «Гельб», развернули наступление на территории нейтральных Бельгии и Голландии. Почти сразу же последовал приказ о поддержке наземных войск авиацией, и их эскадрилья ночных истребителей изменила стратегию. В небе над Францией они приняли свой первый бой.
Люциус, разумеется, не раз представлял себе, как это будет, только всё было иначе. Начать с того, что он оказался не готов к скорости сближения самолётов в воздухе. Он ещё не успел расстрелять все патроны, как заметил мигающую лампочку, напоминающую о необходимости дозаправки. Пришлось возвращаться. Первые бои остались в памяти чередой мелькающих картинок и ощущением собственной уязвимости. «Мессершмитты» уступали «Спитфайрам» в маневренности, но легко набирали недоступную «Спитам» высоту и выжидали удобный момент для атаки сверху.
Через несколько дней боёв нападающие поменяли тактику. Теперь наземные позиции сначала подвергались массированной атаке бомбардировщиков, а потом вступала пехота. Конечно же, первостепенной задачей стал срыв бомбардировок, но успех был бы гораздо больше, если бы не прикрывающие атаки истребители противника. Поэтому приходилось воевать сразу на два фронта, и Люциус мог только радоваться, что его тыл прикрывал Снейп, без лишних слов следовавший за ним тенью.
Люциус поймал «Дорнье» в прицел своих «браунингов», но скорость сближения была высоковатой. Времени хватило лишь для очень короткой очереди, и Люциус безуспешно попытался сбросить скорость, чтобы повторить манёвр. Однако он с удовлетворением заметил появившийся дым и искры при попаданиях пуль. Держаться позади не получилось, и Люциус постепенно приблизился к «Дорнье» с его правого борта, направляя очередь пулемета по кабине — наиболее уязвимому месту врага. Немецкие борт-стрелки, должно быть, были ослеплены или ранены, поскольку ответного огня не последовало. Тогда Люциус снова нажал на гашетку пулемёта и, заметив пламя, закричал:
— Я сделал его! Сделал!
«Дорнье» медленно завалился на левое крыло и перешел в пикирование, которое становилось все отвеснее, пока самолёт приближался к земле, сопровождаемый позади огненным шлейфом. Люциус летал по кругу, ожидая его падения, а затем с ликованием повернул на базу, крича по радио об успехе на командный пункт сектора и каждому, кто мог это слышать. И плевать было на сдержанность и приличия. Плевать!
На авиабазе Люциус приземлился на несколько мгновений раньше Северуса, а из самолётов они выскочили одновременно. От первой победы кровь всё ещё бурлила, и, повинуясь порыву, Люциус стиснул в объятьях друга, несколько раз хлопнув его по спине.
— Я это сделал! — снова сообщил он.
— Поздравляю! — Северус казался слегка смущённым. — Ты герой.
Люциус ещё раз стиснул его, прежде чем выпустить из объятий, а к ним уже подбегал Маккензи:
— Есть?!
— Да! «Дорнье».
Вечером выяснилось, что зенитчики в том же районе заявили о сбитом «Дорнье», а так как на землю упал только один самолёт, то возник спор между армией и авиацией — кому же отдать победу. Офицер разведки пытался доказать, что с точки зрения морали эта победа больше нужна армии, чтобы вдохновить артиллеристов. Но Люциусу казалось, что и их эскадрилье эта победа была нужна ничуть не меньше, что, в конце концов, и получилось.
После первой победы Люциус понял, что это чувство ему очень нравится, и его охватил азарт охотника. Теперь даже на земле они отрабатывали тактику ведения боя, и хотя по всем инструкциям следовало держаться звеньями по шесть или двенадцать самолётов, разбиваясь на «тройки», Люциусу была ближе тактика врага — гораздо удобнее было взаимодействовать парами. В их звено вошли Поттер с Блэком, которым так тоже было проще, и Розье с Лонгботтомом. Им везло — за месяц почти ежедневных боёв только их звено никого не потеряло и имело на своём счету четыре сбитых самолёта противника. А вот на земле дела шли гораздо хуже.
«Несмотря на то что значительные пространства Европы и многие старые и славные государства попали или могут попасть под власть гестапо и всего отвратительного аппарата нацистского господства, мы не сдадимся и не покоримся. Мы пойдём до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и на океанах, мы будем сражаться с возрастающей уверенностью и растущей силой в воздухе; мы будем оборонять наш Остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в пунктах высадки, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда, и даже, если случится так, во что я ни на мгновение не верю, что этот Остров или большая его часть будет порабощена и будет умирать с голода, тогда наша Империя за морем, вооружённая и под охраной Британского Флота, будет продолжать сражение, до тех пор, пока, в благословенное Богом время, Новый Свет, со всей его силой и мощью, не отправится на спасение и освобождение старого».
Речь Черчилля транслировалась по радио, и Люциус чувствовал, как она отзывается в душе. Теперь поражение во Франции уже не казалось ему концом света и крахом всего. Всё ещё только начинается!
— Мы будем сражаться!
Тихие слова Северуса прозвучали эхом его мыслей, и Люциус сжал его руку:
— Да! Мы это сделаем.
Прорыв немецкого бронетанкового клина через Арденны к Булони в корне изменил расстановку сил, поставив союзные англо-французские силы в тяжёлое положение. Двадцать пятого мая командующий Британскими экспедиционными силами генерал Джон Горт принял решение отступить к морю и эвакуироваться в Англию. Двадцать седьмого мая британские войска начали эвакуацию с Дюнкеркского плацдарма, и, по сути, своей речью Черчилль подвёл печальный итог. Но как он это сделал! Люциус восхищался его талантом сплотить нацию. А ещё тем, как он ловко избавился от пятой колонны, одним росчерком пера покончив с БСФ, объявив его вне закона и арестовав всю верхушку.
Франция пала. Двадцать второго июня был подписан акт о капитуляции, цинично названный «соглашением о перемирии», причём его подписание произошло в том же самом вагоне в Компьене, в котором было подписано Первое компьенское перемирие 1918 года, завершившее Первую мировую войну.
«То, что генерал Вейган называл битвой за Францию, окончено. Со дня на день начнётся битва за Британию. От исхода этого сражения зависит судьба христианской цивилизации. От этого зависит наша собственная британская жизнь, и длительная непрерывность наших учреждений и нашей Империи. Скоро на нас обрушится вся ярость и мощь врага. Гитлер знает, что или ему надо сломить нас на нашем острове, или он проиграет войну. Если мы выстоим в борьбе с ним, вся Европа может стать свободной, и жизнь всего мира двинется вперёд на широкие, залитые солнцем высоты. Но если мы потерпим поражение, весь мир, включая Соединённые Штаты, включая всё, что мы знаем и любим, погрузится в бездну нового Тёмного века, который лучи извращённой науки сделают более губительным и, возможно, более длительным. Поэтому соберёмся с духом для выполнения нашего долга и будем держаться так, что если Британская империя и Британское Содружество просуществуют тысячу лет, то и тогда, через тысячу лет, люди скажут: «Это был их звёздный час».
Люциус был готов подписаться под каждым словом этой речи Черчилля. Кровью.
***
И всё-таки война была очень грязным делом. Это особенно остро ощутилось, когда Люциус, наконец, добрался домой, где можно было снять пропахшую потом и дымом одежду и принять ванну. Лёжа в горячей воде, он заснул, перепугав Нарциссу. Знала бы она, в каких условиях он жил последние два месяца, когда между вылетами спать приходилось даже на земле под самолётом.
— Я так боялась за вас.
Нарцисса оставалась леди во всём — стыдливо опуская взгляд, она помогла выбраться ему из ванны, а потом, когда подавала полотенце, и вовсе отвернулась. Это было так мило, что Люциус снова вспомнил, как хорошо ему дома, даже если в этом доме нет кабинета, всего три спальни и гостиная объединена со столовой.
Сейчас, когда дом был окутан ночной тишиной, Люциусу казалось диким, что где-то могли рваться бомбы, гибнуть люди и гореть самолёты. Он словно бы вернулся назад, в мирное время, чувствуя при этом хрустальную хрупкость этого состояния. Сейчас, когда Британия осталась одна против набравшей силы Германии, было совершенно ясно, что война уже на пороге дома, но как же не хотелось расставаться с этой иллюзией покоя и тишины. Поэтому Люциус постарался забыть обо всём и просто наслаждался днём отпуска и передышки. И всё же обойти тему войны не удалось.
— Мы недавно разговаривали с Лили Поттер, — Нарцисса подлила Люциусу чай и села напротив. Её взгляд был полон тревоги. — Она советует разобрать склад для угля, чтобы устроить там убежище.
Люциус задумался. С одной стороны, ходили слухи, что Черчилль назвал Лондон «удобной мишенью для бомбометания», а с другой, казалось логичным, что в первую очередь противник захочет разбомбить их авиастанции.
— Разумная мысль. Добби один не справится, я поговорю с сыном мясника, чтобы укрепил стену камнями, а дверь, пожалуй, надо прикрыть металлом.
— Где его взять?
— Я позабочусь.
Люциус понятия не имел, где берут листы железа, но был уверен, что ему поможет Снейп, который с лёгкостью решал бытовые вопросы — именно он первым начал спать под самолётом, подложив под голову парашют и бросив на землю куртку. Так было гораздо проще урвать для отдыха лишние минуты. И именно он раздобыл где-то очень удобные плоские фляжки, которые можно было спрятать в накладной карман, а не крепить на поясе.
Когда Люциус предложил Драко вместо прогулки отправиться в их эскадрилью, то просто не ожидал такого восторга. Оказывается, пробраться на авиастанцию мечтали все приятели сына, но никому из них это не удавалось.
— Знакомьтесь, это мистер Снейп, а это...
— Очевидно, мистер Малфой, — продолжил Северус, протягивая Драко руку.
— Рад знакомству, сэр.
Люциус искоса наблюдал за Северусом, отмечая, с какой серьёзностью тот отнёсся к этому знакомству. Драко и Нарциссу ему приходилось видеть и раньше, но издалека, и они ни разу не общались. Северус явно старался произвести выгодное впечатление, и оттого держался ужасно скованно. Он даже спину держал так ровно, будто ему вставили в позвоночник стальной штырь. Драко же, наоборот, словно забыл о своей застенчивости — а может, это общение с местными ребятами вызвало такой эффект, — он касался руки Северуса, привлекая его внимание, и рассказывал ему о своей коллекции самолётов, сетуя, что не может никак показать. При этом он так выразительно смотрел на Люциуса, что пришлось его успокоить:
— Драко, мистер Снейп сегодня приглашён к нам на обед.
Лицо Северуса отразило всю гамму эмоций, от недоверия до растерянности, прежде чем он пробормотал:
— Но я не готов...
— Не знал, что для визита к другу нужна особая подготовка, — улыбнулся Люциус. — К тому же мне нужна твоя помощь.
Эти слова всегда оказывали на Снейпа магическое действие. Он сразу же забыл о своём стеснении и, выслушав, в чём дело, помог найти обрезок листа железа, лишь поговорив с техником в ангаре, где стояли самолёты. Правда, уйти оттуда быстро не получилось — Драко так жадно разглядывал «Спитфайры», что Северус предложил ему забраться в кабину, не дожидаясь одобрения Люциуса.
Глядя на то, как Северус помогает Драко усесться на место пилота, Люциус вдруг подумал о возможности собственной гибели и о том, что его сыну тогда понадобится защита, которую может дать Снейп. Всё-таки одиннадцать лет для ребёнка — это так мало...
— Люциус, скажи, что стрельба не отвлекает от управления самолётом, а то Драко мне не верит.
— Мне кажется, что моему боевому товарищу можно доверять точно так же, как и мне.
Кто бы что ни говорил, а такая искренняя реакция Северуса подкупала, и эту его черту заметил ещё Мальсибер. И был прав: «искренний и умеет любить» — лучше и не скажешь. Это воспоминание заставило сердце Люциуса сжаться от болезненного укола собственной вины. Пришлось напомнить себе, что некоторая информация таит в себе угрозу благополучию, а дважды переходить дорогу Риддлу — смертельно опасно. В конце концов, время всё расставит по своим местам, если, конечно, оно у них у всех будет. А если не будет, то и жалеть не о чем.
От самолётов Драко отходил, не скрывая сожаления, заявив, что непременно станет летчиком, как papa и мистер Снейп. Возражать Люциус не собирался — к тому времени, как сын вырастет, его интересы поменяются не один раз. Помнится, сам Люциус очень веселил приятелей отца своими сообщениями о том, что непременно станет директором банка или, на худой конец, его хозяином.
Северус сам донёс кусок железного листа, не доверив это ни Люциусу, ни тем более Драко, и сам проследил за тем, как Дин приколотил его к узкой деревянной двери. Каменную кладку Снейп тоже одобрил, и Люциусу стало спокойнее, хотя от случайностей всё же никто не застрахован.
Нарцисса разглядывала Северуса исподтишка, явно уже успев составить о нём мнение из рассказов новой подруги. Люциус решил расспросить её о наблюдениях после, а пока позволил знакомству идти своим чередом, чему немало способствовал Драко. Слова о «боевом товарище» произвели на него огромное впечатление, и он очень старался представить своего нового знакомого в самом выгодном свете. Хотя, конечно, утверждение, что Северус отлично музицирует и поёт, явно было лишним.
— И на каком же инструменте вы играете? — заинтересовалась Нарцисса.
— На волынке, — уши Северуса предательски покраснели, но больше он ничем себя не выдал. — Люблю старинные баллады.
— Какая жалость, что у меня нет волынки, но на чердаке дома Добби нашёл банджо в неплохом состоянии...
— Нет, мадам! На банджо я не умею.
— А ведь у вас такие музыкальные пальцы. Может, попробуете?
— Нет. Это противоречит моим убеждениям, — Северус прикусил губу и добавил: — И пою я только тогда, когда играет волынка. Так привык.
Нарцисса, как истинная леди, не стала настаивать и подвергать гостя ещё большему смущению. Вместо этого она улыбнулась и, предложив чаю, продолжила:
— Лили Поттер очень тепло отзывалась о вас...
Но разговор оборвал появившийся на пороге Добби:
— Мистер Малфой, к вам какой-то человек. В форме.
Человеком оказался флайт-сержант Смит, который, не успев перевести сбившееся дыханье, прохрипел:
— Флайт-лейтенант Малфой, пайлот-офицер Снейп, тревога! Срочный вылет.
***
Как и предполагал Люциус, срочного вылета не было. Зато было построение, на которое они с Северусом едва не опоздали. Маккензи неторопливо расхаживал перед строем, и его негромкий голос отлично слышали все. Скуадрон лидер казался бесконечно уставшим, но отнюдь не сломленным.
— С этого дня об отдыхе можете забыть. Эскадрилью не покидать. От своих машин далеко не отходить. Наша тринадцатая авиагруппа будет патрулировать северную часть побережья, но так как основной удар ожидается на юге, будьте готовы выступить силами резерва. Сейчас же наша задача — охрана промышленных центров Средней Англии.
Это было более чем разумно. «Дорнье», как показала практика, оказались достаточно уязвимы, а сопровождающие их сто девятые «Мессершмитты» — достойными противниками.
— Командованию стало известно о готовящемся массированном авиаударе, но какие формы он примет, остаётся лишь гадать. Однако мы готовы сделать все, что в наших силах. Подготовка велась тщательно. Радиолокационные станции, системы слежения и оповещения, при условии нормального положения дел, должны обеспечить нашим истребителям большое превосходство над противником.
Маккензи говорил чистую правду, и Люциус прекрасно понимал, что за вопросы терзают командира. Подготовка велась по всем направлениям и казалась грандиозной. Вот только хватит ли этого? Сейчас Истребительное командование могло лишь следить за развитием ситуации, ждать и надеяться. Перспектива не из приятных. Маккензи остановился перед строем и продолжил:
— Наша система раннего обнаружения значительно снижает вероятность неожиданного и разрушительного нападения с воздуха. То есть был нейтрализован именно тот фактор, которым Люфтваффе удачно пользовались во время французской кампании. Кроме того, отсутствие наземной угрозы нашим авиастанциям и безопасность наших военно-воздушных баз означает, что достаточно обеспечено одно из главных требований успешного ведения войны.
Люциус мог оценить справедливость этих слов, потому что слишком хорошо помнил, как донимала всех меняющаяся наземная расстановка сил, когда при возвращении на базу можно было попасть в плен лишь потому, что она оказывалась захваченной.
— К тому же, — продолжил Маккензи, — в отличие от всех предыдущих кампаний, где основной задачей Люфтваффе была поддержка атаки сухопутных войск с воздуха, теперь немецким ВВС предстоит выступить в роли стратегических сил. А к такому они не подготовлены ни морально, ни материально. Не будем забывать, что в их распоряжении нет ни соответствующих самолетов, ни нужного количества обученных пилотов.
С обученными пилотами беда была и в Королевских ВВС. Слишком многие пришли в авиацию недавно и просто не успели набрать нужного опыта. А это могло стоить слишком дорого.
Первой линией обороны Британии служили восемнадцать радиолокационных станций высотного контроля, располагавшихся на побережье Южной и Восточной Англии. Они обнаруживали подлетающие цели на средних и больших высотах на расстоянии до двухсот километров, однако часто ошибались, определяя их количество и высоту полета. Против низколетящих самолетов эти станции были малоэффективны, и для того, чтобы восполнить недостатки коротковолновых радаров, были задействованы станции контроля за низкими высотами, что дало возможность следить за воздушным пространством на дистанции от двухсот метров до семидесяти километров, исключая высотные цели.
Радарные станции слежения контролировали морское пространство. А вся территория Британии находилась в зоне ответственности Корпуса воздушных наблюдателей с его системой постов, расположенных через каждые пять миль. Через радарные станции и посты наблюдения шёл огромный поток информации. Она собиралась и подвергалась тщательной фильтрации, чтобы исключить дублирование и ошибки, после чего поступала в штабы авиагрупп, а оттуда немедленно на командные пункты секторов наведения. На все это уходило не более четырех минут, за которые бомбардировщики могли пролететь около девятнадцати километров. А так как за такой короткий промежуток времени курс изменить было невозможно, перехватить противника представлялось достаточно простым делом.
Сначала это была разведка. Люциус понимал, что противник прощупывает их в поисках слабых мест, и злился, что все их попытки перехвата оказывались провальными. «Мессершмитты» вторгались маленькими группами, и оставалось только злиться, в очередной раз заметив хвост сто девятого. Напряжение нарастало. Казалось, основной задачей противника было нападение на прибрежные объекты и конвои, сопровождавшие гражданские суда. Теперь доходило до четырёх вылетов в день, и Люциус понимал, что это не предел.
Девятнадцатого июля Маккензи поднял в небо по тревоге четыре звена. В районе Фолкстона сто девятые «Мессершмитты» крепко прижали сто сорок первую эскадрилью, вооруженную «Дефиантами». Пилоты Люфтваффе сбивали эти медлительные, неповоротливые и слабо вооружённые самолёты, словно цели в тире. Бой проходил над морем, и Люциус повёл свой «Спитфайр» наперерез атакующей группе, пытаясь её отсечь.
Воздушные бои при всей их скоротечности казались очень долгими, словно каждое мгновение растягивалось до бесконечности, вмещая в себя множество событий. И если поначалу Люциусу было крайне сложно управлять самолётом, одновременно стреляя по цели, то сейчас он при этом успевал ещё и выхватывать картинки происходящего. За свой тыл он не переживал, ведь его надёжно прикрывал Северус, всегда держащийся позади и чуть выше.
В этот раз всё пошло иначе, и Люциус понял, что им противостоят настоящие асы. Пока он ловил в прицел свой сто девятый, он вдруг понял, что не видит привычной тени, отбрасываемой «Спитом» Северуса. Так и есть! Два «Мессершмитта» зажали его в тиски, поочерёдно выпуская по нему очереди трассирующих пуль. Люциус развернулся гораздо медленнее, чем того хотел. Он прекрасно понимал, что шансов у Северуса нет. Даже если его не настигнет пуля, то попытка спрыгнуть с парашютом — добьёт. На воде никто не сможет ему помочь.
Медленно, как же медленно! Пока Люциус боролся с законами аэродинамики, на помощь Северусу пришли Поттер с Блэком. Они одновременно атаковали сначала ведомый «Мессер», пилот которого безвольно уткнулся головой в стекло, после чего самолёт сорвался в пике, а потом разделались и со вторым. Это была безоговорочная победа.
Глядя на них, Лонгботтом и Розье завалили ещё один сто девятый. Однако ликование Люциуса было недолгим. Пока они вели свои воздушные дуэли, был сбит Уоттерс, да и из десяти «Дефиантов» осталось только шесть. Но зато и «Мессершмитты» удалялись, скрываясь в облаках, а значит, пора было возвращаться.
Посадив самолёт, Люциус не спешил поднимать фонарь, чувствуя, как сильно дрожат руки. Он снял шлем и, наплевав на многолетние привычки, вытер заливающий глаза пот тыльной стороной ладони. Платок можно найти и после.
А Северус уже успел спрыгнуть на землю и теперь направлялся к самолётам Поттера и Блэка. Упустить такой момент Люциус не мог, поэтому быстро оставил свой «Спит» и поспешил следом. Северус несколько мгновений стоял напротив Поттера, пристально глядя тому в глаза, а потом шагнул навстречу и стиснул его в объятиях.
Любые слова благодарности были бы тут лишними, но вот довольный свист Блэка приятно разрядил обстановку.
— Снейп, а меня? — радостно оскалился Блэк. — Я тоже люблю обнимашки и всё такое.
Он поиграл бровями и явно не ожидал, что Северус примет его слова как руководство к действию. Впрочем, Блэк быстро подхватил игру и даже расцеловал Северуса, со словами, что давно об этом мечтал. И вместо того чтобы разозлиться, Северус расхохотался.
Люциус подошёл поближе, протягивая пачку сигарет:
— Угощайтесь.
— Эх, — Блэк мечтательно прикрыл глаза. — И потискался, и покурил, теперь бы ещё выпить, и день, можно считать, прошёл не зря.
— Ох, а я как напьюсь после победы, — Поттер широко улыбнулся и, взглянув на Северуса, подмигнул: — А ты, Снейп, нам сыграешь на волынке. И споёшь.
— Я столько не выпью, — мгновенно отозвался Северус.
— Куда ты денешься? — Блэк критически его оглядел, словно прикидывая, сколько пива в него можно залить. — И выпьешь, и споёшь, и сыграешь... за победу-то.
— Чёрт с тобой, Блэк! Я даже станцую.
— Ловлю тебя на слове.
Люциус затянулся, прикрывая глаза. Ещё никогда победа не казалась ему такой далёкой.
***
Характер военных действий заметно изменился двенадцатого августа. Тогда массированной атаке подверглись радиолокационные станции, расположенные на южном побережье. Правда, серьезные повреждения получила только станция в Вентноре. На станциях в Дувре, Пивенсее и Рое последствия бомбардировок можно было устранить в течение нескольких часов, хотя стало ясно, что они выйдут из строя и довольно быстро, если налёты повторятся. Жизненно необходимые Истребительному командованию «глаза» — радарные установки — оказались под угрозой.
В тот же день были совершены многочисленные налеты на аэродромы истребительной авиации, которые показали, что отныне смертельной опасности подвергается вся система обороны Британии, а не только ее «зрение». Люциус проклинал своё отличное воображение, рисовавшее картины неминуемого краха, однако Британию спасло чудо. Или бог, а может, и какая-то добрая фея, решившая поработать сверхурочно. Из разрушенного Вентнора продолжали идти фальшивые сигналы, создавая полную иллюзию нормально работающей станции, а брешь частично залатали переносными установками.
Остальные станции вскоре вновь вышли в эфир, и, наверное, это позволило командованию Люфтваффе сделать ошибочный вывод, что радары невозможно вывести из строя. Во всяком случае, у Люциуса сложилось именно такое впечатление. А ведь было ещё и весьма спорное высказывание Рихтгофена, соблазнившее многих немецких лётчиков, о том, что чем раньше британские истребители начнут взлетать с аэродромов, тем скорее их можно будет сбить. Как тут не восхититься силой слова и мощью пропаганды?
Как бы то ни было, но противник не смог воспользоваться плодами своих первоначальных успехов. Та же добрая фея поработала и над защитой командных пунктов секторов. Во всяком случае, немецкая разведка ни на секунду не заподозрила, что источники сигналов, которые немцы постоянно засекали, расположены на поверхности земли и довольно далеко от авиастанций. К тому же стало очевидно, что противник не знает, где базируются истребители. И в итоге большую часть своих усилий германская авиация потратила на бомбардировку второстепенных целей.
— Они всё ближе.
Северус курил, привычно вглядываясь в серое небо. Только теперь они сумели оценить низкую облачность, дающую возможность передохнуть после череды утомительных вылетов. Люциусу не понравилась глухая тоска в голосе друга, и он решил его взбодрить:
— Но им сюда не пройти.
И тут же, словно в опровержение его слов, послышался нарастающий гул моторов низколетящего самолёта. Люциус оглянулся и под нижней кромкой облаков увидел восемьдесят восьмой «Юнкерс», разворачивавшийся для прохода над лётным полем.
— Бежим!
Не сговариваясь, они с Северусом бросились к стоянке «Спитов», рядом с которыми заметили копошащихся техников.
— Запускай!
Гул моторов и стрекот пуль, казалось, не имели ничего общего с реальной жизнью, в которой техникам ничего не мешало запустить двигатели, а Люциусу запрыгнуть в кабину «Спитфайра» едва ли ни с земли.
— От винта! Живо!
А «Юнкерс» сделал красивый заход на один из больших ангаров, сбрасывая бомбы точно в цель. Затем он промелькнул мимо штаба, обстреливая из пулемётов всё, что попадало в прицел, после чего просто ушёл вверх и скрылся. Никогда прежде Люциус не позволял себе так ругаться, но сейчас он отводил душу, поднимая «Спитфайр» следом и пытаясь отыскать в воздухе этого одинокого охотника. Тень, отбрасываемая «Спитом» Северуса, показала, что и он взлетел и привычно уже пристроился в хвосте.
Однако ни «Юнкерса», ни даже его тени — черти бы их подрали! — обнаружить не удалось. Пришлось возвращаться на базу ни с чем. Там уже тушили ангар, а Маккензи лично встречал Люциуса с Северусом на площадке, где сначала долго распекал за самоуправство и неоправданный риск, а потом жал руки, говоря, что гордится, что под его началом служат такие люди.
Из-за налёта пострадали семь «Харрикейнов», неудачно оказавшихся в ангаре, но уже на следующий день пришло пополнение. Правда, пока только из пяти машин. Люциус совсем не удивился, когда услышал:
— Мистер Малфой! Какая приятная неожиданность.
Неунывающая Беллатрикс бросилась ему на шею. Она сильно похудела, а под глазами отчётливо проступили чёрные круги, но всё равно продолжала эпатировать публику своим поведением. В столовой на них уже косились, правда, многие с откровенной завистью.
— Знакомьтесь, это Алиса Стоун, это Люциус Малфой, а это его верный Санчо — тьфу ты, чёрт! — Северус Снейп.
Алиса улыбалась, крутила головой и, кажется, даже обрадовалась, когда её пригласили за соседний столик Лонгботтом и Розье. Беллатрикс по-хулигански подмигнула ей, посоветовав «не теряться», и принялась расспрашивать про Нарциссу и Драко.
— Если бы я знал! — поморщился Люциус. — Вроде бы рядом, но общение у нас происходит исключительно в эпистолярном жанре.
— Не пускают? — сочувственно вздохнула Беллатрикс.
— А когда?
— Знаю. Не представляешь, сколько у нас работы.
Люциус представлял. Августовские воздушные бои отличались особой ожесточенностью. То, что Истребительное командование отправляло для перехвата, как правило, по одной эскадрилье, давало определенные преимущества. С одной стороны, это позволяло довольно гибко реагировать на опасность, а с другой — обеспечивало выигрыш во времени. Однако подобная тактика означала, что подразделения из двенадцати машин, а иногда и меньше, постоянно сталкивались в воздухе с огромными соединениями противника, иногда доходившими до ста с лишним самолетов. Конечно, такая тактика себя оправдала. К тому же эскадрилья, осуществлявшая перехват, редко оставалась в одиночестве. К ней на помощь вылетали другие, но это требовало времени. Поэтому потери иногда были просто огромными.
— Они бомбят авиастанции.
— Знаю, — поморщилась Беллатрикс. — И иногда я бы хотела многого не знать.
Седьмого сентября на постах наблюдения допустили роковую ошибку. Когда над Ла-Маншем была замечена настоящая армада вражеских самолетов в составе более трёхсот бомбардировщиков и шестисот истребителей сопровождения, то на ее перехват в воздух подняли двадцать одну эскадрилью Королевских ВВС, решив, что немцы вновь собираются атаковать аэродромы. В итоге почти все эскадрильи в условиях низкой облачности не смогли установить контакт с противником, и бомбардировщики Люфтваффе сбросили свой смертоносный груз на Лондон, в основном на район доков, причинив им огромный ущерб. Эффективность противовоздушной обороны города оказалась чрезвычайно низкой, и противник решил, что у Британии осталось не больше пятидесяти истребителей.
Пятнадцатого сентября на Лондон двинулись две огромных эскадры, и к городу прорвалось не меньше двухсот самолётов. На этот раз Люциус вёл свою эскадрилью единым фронтом, не разбиваясь на пары и звенья. Противника они встретили над предместьями Южного Лондона. Про создание «Большого авиакрыла» Люциус уже слышал, а сейчас имел возможность не только увидеть воочию, но и принять участие в совместном бою. Дуглас Бэйдер был прав, считая, что силе следует противопоставлять силу.
С легендарным безногим лётчиком Люциусу удалось не только повоевать в небе над Дюнкерком, но и пообщаться на земле. В память врезалась его лекция для новобранцев, которых он ввёл в курс краткими и ёмкими инструкциями: «Занимая позицию для атаки сзади, получаешь вполне очевидные преимущества. Тебя не видят, зато ты, находясь чуть-чуть ниже противника, прекрасно видишь весь вражеский самолет, а не только его силуэт. И появляется масса возможностей, стрелять ли по бомбардировщику, или по его двигателям, или куда-то там еще. Именно снизу самолет наиболее уязвим, сто девятые сбивать тоже не особенно трудно, хотя, конечно, тут все зависит от того, как ты маневрируешь. Немецкий летчик сидит над топливным баком, который имеет форму кресла пилота. Понятно, там есть бронирование и все такое, но, знаете ли, я вряд ли был бы спокоен, сидя на баке с горючим!»
Эта тактика была настолько успешной, что вслед за Люциусом её стал придерживаться и Северус, а потом подхватили Поттер с Блэком и все остальные, считая уже фирменным почерком своей эскадрильи. Правда, сейчас приходилось сходиться лоб в лоб, но в этом тоже был смысл: так бились когда-то их предки. Скоро воздух вокруг, искрясь, зарябил от множества пуль, но Люциус стиснул зубы, выбирая момент для атаки. Бить он предпочитал наверняка. В тот миг, когда он нажал гашетку, в глазах потемнело от боли, пронзившей плечо и грудь. Но останавливаться он не собирался!

@темы: Севолюц, Фики мои, Фандомное, Снежная история, Снейсибер, Когда растает снег
Лакшми.URL записи
Это - богиня Денег Лакшми.
Скопируйте к себе в дневник
и через 7-8 дней Вы получите неожиданные деньги.
@темы: Просто так, Настроенческое
Автор: HelenRad
Бета: мухомурчонок
Размер: макси
Пейринг: СС, ЛМ, РМ, ДП, ЛЭ, СБ, ББ, ТР и другие
Жанр: приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: мне всегда было интересно, что будет, если вдруг канонные "светлые" и "тёмные" окажутся на одной стороне. Кроме того, невозможно устоять перед таким артом Kedro Boiz, с которого началась эта история, и которым она закончится)))


Эту историю хочется подарить SnowBlues с обещанием, что всё будет хорошо. Обязательно будет)))
1 часть
2 часть
3 часть


Северус. 1938-1939 ггСеверус. 1938-1939 гг
Северусу казалось, что все разговоры были только о грядущей войне: командование беспрестанно твердило о подготовке, требуя бесконечных тренировок, а пилоты дружно откликались на эти речи, кто шутками, а кто и пафосными словами о превосходстве Британии в воздухе. Никто уже не сомневался, что войне быть, вопрос был лишь в том когда. Можно было бесконечно спорить о самолётах Германии и о том, как они будут вести себя в бою, но сравнение технических характеристик не давало объективной картины. Кроме того, «Мессершмитты» сравнивали со «Спитфайрами», но ни тех, ни других Северус так и не видел, что начинало сильно действовать на нервы. Встречать врага на «Бленхейме» — это ли не позор? А ещё про «Бленхеймы» ходили слухи, что у них неудачные шасси, сломать которые очень легко, а при посадке на брюхо самолёты взрывались.
— Вы мыслите понятиями рыцарских воздушных поединков, подобных тем, которые наши отцы вели в ходе Великой войны. Забудьте о таком. Новая война будет далека от любого кодекса чести. Немцы будут расстреливать парашютистов.
Флайт-лейтенант Уоттерс служил военно-воздушным атташе в Берлине, где имел достаточно возможностей видеть стремительное наращивание мощи люфтваффе, и не верить ему не было причин. Однако именно слова о расстреле парашютистов произвели на всех неприятное впечатление: одно дело — погибнуть в бою, и совсем другое — так. Но Северусу нужна была ясность:
— Означает ли это, что и мы должны будем расстреливать парашютистов?
Ответом на его слова стала звенящая тишина, в которой отчётливо прозвучало:
— Рад, что вы это понимаете, пайлот-офицер Снейп.
Северус сел на место, спиной чувствуя тяжёлый взгляд. Разумеется, это был Малфой. Он предвзято относился к Северусу с самой первой встречи. И было бы из-за чего! Подумаешь, не поприветствовал старшего офицера после изматывающей недели ночных вылетов. Даже скуадрон лидер Маккензи с пониманием отнёсся к этому инциденту, а у Малфоя вырос на Северуса зуб. Словно то, что он флайт-лейтенант, было написано у него на лбу, и знаки отличия ему не нужны, как и форма.
Впрочем, за минувший год их отношения стали приемлемыми. Северус уважал мастерство, а Малфой был настоящим асом и, хоть и не сразу, но начал делиться некоторыми секретами, важными при выполнении элементов высшего пилотажа. Наверное, и Малфой разглядел что-то в Северусе, иначе не стал бы с ним летать, назначая борт-стрелком и рассказывая во время полёта про основы аэродинамики и о том, как уменьшить радиус виража, избежав фатальных перегрузок.
И всё-таки Северус по-прежнему считал Малфоя снобом, а тот его — выскочкой, если не хуже. Когда лекция закончилась, и Северус вышел покурить, его совсем не удивило ехидное замечание:
— Знаете, Снейп, как отличить в небе настоящего аса?
— И как же?
Малфой закурил — эта привычка не обошла стороной ни одного члена их эскадрильи — и прищурился:
— Ас не только уважает достойного противника, но и ценит его жизнь.
— А кто же тогда нажмёт гашетку пулемёта?
— Очевидно, мясник.
— Асов на всех не хватит!
Северус затушил сигарету и пошёл прочь. Малфой умел взбесить его, как никто другой, и тем непонятнее было, зачем после таких слов назначать совместный полёт.
Март в этом году выдался холодным, но обильный ночной снегопад всё-таки был перебором. Северус хотел было предупредить Малфоя о возможных помехах при разгоне из-за налипания на колёса снега и пробуксовки по траве, уже успевшей зазеленеть. Но одного взгляда на недовольно поджатые губы хватило, чтобы придержать язык. В конце концов, кто здесь командир?
Малфой вывел «Бленхейм» из ангара и развернул его против ветра. Дистанция разбега в этом направлении была очень короткой и ограничивалась стеной деревьев. В таком случае Северус бы предпочёл взлёт при боковом ветре, но у Малфоя явно было собственное мнение. Проверив двигатели, он дал полный газ, и старый «Бленхейм» начал набирать скорость. Почти сразу стало ясно, что хотя двигатели работали с полной отдачей, скорость самолета росла недостаточно быстро. А ещё Северус отчётливо понял, что упущен момент, когда ещё было возможно затормозить, не врезавшись в деревья. Выход был один — вверх.
— Держись! — прокричал Малфой, дёргая на себя штурвал.
Едва тяжёлый «Бленхейм» оторвался от земли, Малфой попытался убрать шасси, чтобы уменьшить торможение. Но самолёт едва достиг скорости отрыва, поэтому тяжело ударился о землю, диким скрежетом возвестив, что всё складывается просто отвратительно. Скорее всего, был сломан один из гидроцилиндров основной стойки шасси, а то и оба. Однако самолёт всё же поднялся вверх и даже как-то миновал опасные деревья. Чудом, наверное.
Не глядя на Северуса, Малфой связался с наземным пунктом управления и сообщил о возможном повреждении шасси. Уоттерс откликнулся мгновенно, сразу вызвавшись вылететь, чтобы оценить масштабы проблемы. «Бленхейм» кружил вокруг Уика, облетая его по большому радиусу, чтобы выжечь как можно больше топлива. Через двадцать минут Уоттерс подтвердил, что одна стойка шасси висит со сломанным гидроцилиндром.
— Флайт-лейтенант Малфой, вам предстоит принять решение, — голос дежурного по базе немного искажали помехи, но Северус отчётливо слышал каждое слово. — Вы можете сесть на «живот» с убранными шасси, чтобы повреждённая стойка сломалась при соприкосновении с землёй. Так же вы можете совершить посадку на одном колесе или выпрыгнуть на парашютах. Скуадрон лидер Маккензи настоятельно советует прыгать.
Только сейчас Малфой «заметил» Северуса.
— Что скажете, мистер Снейп?
— Решайте сами, мистер Малфой.
— Я хочу рискнуть.
Северус вспомнил многочисленные истории о том, что при посадке на брюхо «Бленхеймы» превращались в огненную западню.
— Ваше право, сэр.
— Я рекомендую вам воспользоваться парашютом, — Малфой снова отвернулся и покрутил шеей, разминая её.
Северус взглянул на заснеженные кроны деревьев внизу. Неужели Малфой считает его трусом?
— Я привык к вам и к самолету. Поэтому сядем вместе.
Во взгляде Малфоя мелькнуло что-то похожее на уважение.
— Я очень ценю ваше доверие, Снейп.
Они кружили над аэростанцией, глядя, как на бетонированной площадке перед ангаром собирается толпа, напоминающая зрителей на гонках в ожидании катастрофы. Соответствующую атмосферу создавали и стоящие рядом машины — пожарная и санитарная. Малфой ещё раз взглянул на Северуса и сначала развернулся по ветру, затем поперёк и начал, наконец, финальный этап захода на посадку, насколько возможно уменьшая скорость. Покрытая снегом земля быстро приближалась, и в последний момент Малфой резко потянул штурвал на себя.
Первое касание вышло лёгким, но за ним мгновенно последовал сильный удар, сопровождаемый леденящим душу скрежетом. На огромной скорости «Бленхейм» проскользил в облаке снега около сотни метров и, наконец, остановился. Малфой отщёлкал все тумблеры, отключая приборы, и открыл верхний люк. Северус выпрыгнул из самолёта вслед за Малфоем и почти не удивился, когда услышал:
— Поздравляю вас с отличным шоу.
Маккензи умел говорить коротко и по существу. Механики начали осматривать повреждения, удивляясь удачливости Малфоя. Северус понял, как сильно у него дрожат руки, только когда попытался закурить. Наверное, это нервное...
— Люциус.
Малфой был торжественно серьёзен, протягивая руку. Наверняка это была какая-нибудь традиция, уходящая корнями во времена короля Артура. И вот как на такое реагировать?
— Северус.
Они стояли рядом и курили в молчании, неожиданно ставшем приятным. Руки больше не дрожали.
Скуадрон лидер Маккензи вызвал Северуса через час после происшествия.
— Снейп, — начал он без предисловий, — почему вы не прыгнули с парашютом?
— Хотел испытать аварийную посадку, сэр, — отчеканил Северус.
— Мне не интересны ваши желания, пайлот-офицер. Зато меня беспокоит численность лётного состава. Мало кто может нормально поднять самолёт в воздух, а тех, кто делает это хорошо, и вовсе единицы. Риск в вашем случае был совершенно не оправдан. Ничем.
Северус опустил взгляд, принимаясь разглядывать дощатый пол, натёртый воском до блеска. Он признавал справедливость претензий, но в то же время не считал себя виноватым — хватать парашют и спасаться, бросая Малфоя одного в повреждённом самолёте, было слишком похоже на позорное бегство. Маккензи обошёл стол и, повернувшись спиной к Северусу, стал наблюдать, как «Бленхейм» втаскивают в ангар для ремонта.
— Я назначаю вам дисциплинарное взыскание, — нарушил он тягостное молчание. — Шесть внеочередных дежурств.
— Слушаюсь, сэр.
Наказание было неприятным, но роптать и жаловаться он не собирался. Не хватало ещё! Да и уважение Малфоя поднимало Северуса в собственных глазах, а оно того стоило.
Ночные дежурства у передатчика никто не любил. Почему-то именно в этой комнате хотелось спать сильнее всего. Наверное, из-за монотонного гудения аппаратуры и размеренного пощёлкивания метронома. Чтобы не уснуть, Северус решил воспользоваться моментом и написать письма: домой, Лили и... нет, всё-таки только домой и Лили.
Матери он коротко написал про дежурства, полёты и вложил в письмо две открытки с видами Шотландии. Выбор в Уике был скудный. Немного подумав, он передал привет отцу, пожелания здоровья от которого регулярно передавала мать. С отцом они так и не переписывались, но Северус на него больше не злился, не видя смысла, однако сообщения матери о том, что тот показывает его снимок соседям, хвастаясь сыном-офицером Королевских ВВС, грели душу.
Мать регулярно приглашала его приехать, и Северус всё-таки решил навестить Коукворт в ближайший отпуск, а заодно и повидать Лили, которая родила «очаровательного мальчика». Ребёнок Лили и не мог быть другим, несмотря на то, что отцом его был Поттер. Северус представлял пухлого рыжего карапуза с зелёными глазами и размышлял, какой подарок ему будет уместным. Сын Малфоя, часто приезжающий на авиастанцию, очень любил играть с маленькими копиями самолётов — наверное, и сын Лили такому обрадуется, надо только узнать, где их продают. Благодаря офицерскому жалованию финансовые дела Северуса, наконец, наладились, и он мог себе позволить многое из того, что считал ненужной роскошью.
Северус взглянул на часы и потёр широкий кожаный ремешок, скрывающий напоминание о собственной глупости. Полночь. Самое время... Он отмахнулся от дурацких мыслей и сел писать Лили. Подруга явно скучала, ей тяжело давалось затворничество с маленьким ребёнком, а Поттер редко появлялся дома — у них в Бомбардировочном командовании практиковались краткосрочные отпуска не чаще раза в два, а то и в три месяца. Конечно, Блэк уступал ему свой отпуск, но этого было очень мало, Лили сильно уставала. А ещё она рвалась в небо, и каждое её письмо было пронизано такой грустью, что Северус невольно принимался её утешать. Вот и сейчас он зачем-то начал ей рассказывать про сломанное шасси, разумеется, немного преувеличивая опасность и выгодно оттеняя собственный героизм.
Время шло, письма были написаны, и заняться было совершенно нечем, кроме как следить за радаром и слушать метроном. За окном бушевал совсем не весенний ветер, который, если прикрыть глаза, можно было принять за шорох волн...
Море было теплое и казалось бесконечным. Правда, смотреть на него долго не получалось — начинали слезиться глаза. Зато можно было улечься на воду и покачиваться на волнах. Этому нехитрому трюку его научил Рей, долго уговаривая попробовать и довериться ему, разрешив поддержать. Страшнее всего было решиться запрокинуть голову, чтобы вода попала в уши, но Рей оказался очень убедительным, демонстрируя, как это просто, и даже поддерживал под спину и поясницу.
Чтобы не выдать страх, Северус закрыл глаза и сильно удивился, когда всё получилось. Он так и остался лежать на воде, медленно разжимая кулаки и осторожно раскидывая руки. Здорово-то как! И как люди ухитряются тонуть? Наверное, в шторм или в бурю. Северус не заметил, как Рей оставил его одного, уплыв далеко от берега, но это совершенно не расстроило — плескаться у берега оказалось очень приятно.
— Сев, ты идиот...
Северус чувствовал себя просто отвратительно — его трясло, а температура была такой высокой, что происходящее казалось бредом, плодом воспалённого воображения, и только поэтому он соглашался со всем.
— Сев, и я идиот... оставил тебя... лежи уже, сейчас будет легче.
Северус слабо запротестовал, когда Рей принялся втирать ему в грудь и живот отвратительно пахнущий полужидкий сыр.
— Сейчас-сейчас...
Прохладная масса охлаждала воспалённую кожу, принося почти мгновенное облегчение, а осторожные прикосновения Рея хотелось продлить. Северус чувствовал себя котом, которого ласкают и нежат, и едва сдерживался, чтобы не начать мурлыкать.
— Сев, что ты творишь?
— М-м-м?
— Сев, тебе же плохо...
Прямо сейчас Северусу было очень хорошо.
— Сев, — жалобно простонал Рей. — Сев, ты хоть что-то понимаешь?
— Да.
Ладони Рея скользили по его животу, опускаясь всё ниже, и удовольствие от прикосновений стало перерастать в возбуждение — совершенно невероятное и немыслимое.
— Сев, можно?
— Да-а...
Резко хлопнувшая дверь вывела Северуса из дрёмы, и он не сразу осознал, где находится, и почему перед ним появился Малфой.
— Хороший сон? — ехидно усмехнулся тот.
Северус потёр ладонями лицо, окончательно просыпаясь.
— Великолепный. Чего надо?
— Пришёл тебя подменить, чтобы ты поспал.
— Зачем?
— Потому что на месте Маккензи я бы отправил тебя под арест. За сон на дежурстве, — Малфой почесал переносицу и хитро взглянул на Северуса. — За сладкий сон.
— Иди ты! — смутился Северус.
— Не интересует! — усмехнулся Малфой. — Я по другой части.
И запомнил же! Северус зевнул и потёр глаза.
— Я тоже. И всё-таки, чего тебе не спится?
— Совесть замучила. Виноват я, а наказан ты.
— Совесть? — фыркнул Северус. — Было бы за что.
— Сам удивился, когда обнаружил. Двух часов тебе хватит?
— С лихвой.
Северус сдвинул стулья, на которые улёгся, устроив голову на сгибе локтя. Уснул он почти мгновенно, и больше никакие сны его не тревожили. Или, быть может, он их просто не запомнил. Малфой разбудил его ровно через два часа и, пожелав отличного дежурства, ушёл к себе. Такая забота была очень приятна, и Северус больше не сомневался в том, что всё сделал правильно.
Однако минувший сон не давал покоя, пробудив воспоминания, которые давно перестали тревожить Северуса. На первый взгляд. Прошло уже больше года с тех пор, как эта страница жизни была перевёрнута навсегда, и вроде бы не осталось никаких сожалений. Впрочем, кого он хотел обмануть?! Северус подвинул к себе лист бумаги, где аккуратно, как мог, вывел: «Привет, Рей!» В конце концов, они остались друзьями, а друзьям стоит иногда интересоваться делами друг друга. Тем более Рей сказал, что будет ждать письма. Дружеского, разумеется.
***
Отпуск Северус получил вместе с Малфоем. Ехали они, разумеется, в разные места, но большую часть дороги им было по пути. В Инвернессе, пока ждали свой поезд, они даже сходили в кафе, где Малфой выпил чашку кофе, хоть и с отвращением разглядывал чёрную, как обувной крем, жижу. Всё-таки он был не совсем сноб.
— Люциус, а где ты покупал самолёт для сына?
— Модели для коллекции мне делал один знакомый ювелир. Это его хобби. Если тебе надо, я могу заказать.
— Понятно...
Слова «ювелир» и «хобби» определённо означали запредельно высокую цену, поэтому Северус решил купить ребёнку Лили игрушку попроще, которую, к тому же, и сломать не жалко. Малфой словно прочитал его мысли:
— А поскольку никаких драгоценных металлов Грипхук в работе не использует, то и за свою работу берёт не так много, — он улыбнулся: — Не думал, что у тебя есть знакомый ребёнок. Племянник?
Северус почему-то покраснел и, словно оправдываясь, буркнул:
— Сын подруги. Лучшей.
Малфой тактично промолчал и заговорил о политической обстановке. В ней он разбирался тоже гораздо лучше Северуса, и даже мог делать прогнозы относительно деятельности БСФ с его инициативами на предоставление нацистской Германии свободы действий в Центральной и Восточной Европе.
— Добром это не кончится, — Малфой принимал дела этого Союза чересчур близко к сердцу. — Мосли добьётся не только запрета их деятельности, но и массовой депортации. Черчилль уже намекал на такой исход, а к его словам стоит прислушаться — он сейчас переживает взлёт.
Северус не слишком хорошо разбирался в политике, поэтому в основном кивал, думая о своём.
— Люциус, а как вообще общаться с маленькими детьми?
Вопрос застал Малфоя врасплох.
— Ну, вот у тебя, к примеру, есть сын. Что ты сделал, чтобы он начал так на тебя смотреть?
— Как?
Северус постарался изобразить этот взгляд, отчего Малфой расхохотался:
— Ребёнка надо просто любить, и он ответит тебе взаимностью.
Мысль о том, что можно любить кого-то, ещё не ставшего человеком, показалась просто нелепой.
— Люциус, он же ни черта не понимает.
— Глупости, — отмахнулся Малфой. — Любовь понимают все.
Здесь, конечно, Северус мог бы поспорить, но не стал выставлять себя полным идиотом. Достаточно того, что он это знает сам, и даже уже почти научился с этим жить.
— А ты уверен, что это не твой ребёнок? — осторожно начал Малфой.
Северус даже закашлялся, подавившись воздухом от такого чудовищного предположения.
— Лили не такая!
Чтобы окончательно убедить Малфоя, он начал рассказывать о подруге, уделив особое внимание тому, что она стала лётчицей.
— Постой, Северус, а фамилия твоей Лили, случайно, не Поттер?
— Откуда ты знаешь?!
— Наслышан, — Малфой насладился недоумением Северуса, а потом всё-таки снизошёл до объяснений. — Она дружна с сестрой моей супруги. Они вместе покоряют небо.
Северус неверяще уставился на него. Не может быть! Он видел жену Малфоя — милая приветливая блондинка, ничего общего с Красоткой Бель.
— Ты не ошибаешься?
— Нет, — Малфой покачал головой. — Нарцисса в девичестве носила фамилию Блэк.
— Но как?! Беллатрикс ведь... совсем другая.
— Так тоже бывает. У них ещё и третья сестра была. Она сбежала из дома с французским лейтенантом.
Ни хрена ж себе! Северус ничуть бы не удивился, если у блондинки Нарциссы и брюнетки Беллатрикс сестра оказалась бы рыжей. Что тут сказать?
— Тебе повезло с женой.
Малфой самодовольно усмехнулся:
— Я знаю.
Северус завидовал Малфою, у которого уже было всё, о чём только можно мечтать: красавица и умница жена, любимый сын-наследник, дом в Лондоне. А ещё Малфой вполне мог позволить себе даже собственный самолёт, хоть это и казалось невероятным, но чем чёрт не шутит? Только вот почему-то Северус чувствовал себя рядом с ним почти равным, понимая, что отстаёт только в некоторых областях науки. Наверное, это было потому, что их объединило небо. Северус тихо хмыкнул пафосности своих мыслей. Не иначе, как от Малфоя набрался.
В Коукворт поезд прибывал вечером, отчего в голову лезли дурацкие мысли о том, куда отправиться ночевать, если отец не пустит, как и обещал. Мать, конечно, передавала приветы, ну а вдруг? Всё-таки прощание было не самым тёплым. Но не отступать же теперь.
Северус поднялся на крыльцо, которое сколько не крась, всё равно будет выглядеть облезлым, и несколько раз постучал. Открыла мать и несколько мгновений разглядывала его, явно не узнавая, а потом нерешительно улыбнулась:
— Северус?
— Да.
Сколько Северус её помнил, Эйлин Снейп всегда была очень скупа на эмоции, но сейчас она стиснула его в объятьях, утыкаясь лицом куда-то в грудь, и разрыдалась. Какая же она, оказывается, маленькая и худая. Северус растерянно гладил её по костлявой спине, не зная, что сказать и сделать, а потом поднял взгляд и замер, настороженно разглядывая подошедшего Тобиаса.
— Здравствуй, отец.
— Здравствуй, сын. Не стой на пороге, заходи.
Напряжение первых минут встречи немного ушло, но всё равно Северус чувствовал себя крайне неловко. Он начал было рассказывать о полётах, но понял, что родители не знают ни одного термина, а от этого терялся весь смысл. Скорее всего, их совершенно не интересовали преимущества мотора «Мерлин», а также достоинства прямого впрыска топлива, потому что в середине рассказа, когда Северус уже хотел нарисовать схему турели, Тобиас вздохнул:
— Твоя рыженькая всё-таки дура. Такого парня упустила!
Мать согласно закивала, сообщая, что Северусу к лицу лётная форма, и смущая его тем самым ещё больше. Пришлось сослаться на необходимость перекурить и выйти на крыльцо. Во взгляде отца мелькнуло осуждение, но он промолчал.
Сумерки сгущались, и Северус, по привычке бросив взгляд на дом Эвансов, заметил огонёк в окне комнаты Лили. Воровато оглядевшись, Северус затушил сигарету и бросил камешек. Лили подошла к окну не сразу. Она прижимала к груди похожего на куклу ребёнка и очень обрадовалась, узнав Северуса. Ни на мгновение не задумавшись, она открыла окно и намекающе приподняла бровь. Совсем как в старые времена!
Убедившись, что на улице никого нет — всё-таки теперь Лили замужняя леди! — Северус начал карабкаться по стене, забираясь в окно. Он подтянулся на руках и уселся на подоконнике, свешивая ноги на улицу.
— Сев! Как я рада тебя видеть! — просияла Лили. — Заходи!
Её коротко остриженные волосы торчали в разные стороны, совсем как в детстве, и Северус невольно залюбовался.
— Давай быстрее, ребёнка мне простудишь!
Она затянула Северуса в комнату и закрыла окно. После чего уселась на узкую кровать и, покачивая ребёнка, потребовала:
— Рассказывай!
Если забыть о том, что она замужем, у неё ребёнок, да и сам Северус далеко ушёл от желания жениться на подруге, то всё было совершенно как раньше. Лили морщила нос, сдерживая смех, но потом всё-таки весело засмеялась и разбудила ребёнка. Он сразу же недовольно скривился, явно собираясь плакать, но Лили ловко развернула его, показывая Северуса:
— Знакомься, Сев, это Гарри. Гарри Поттер.
Маленький Гарри забавно таращил на Северуса глаза, такие же зелёные, как у Лили, и пускал пузыри.
— У него зубы режутся, — деловито пояснила Лили. — Хочешь подержать?
Северус не хотел. Он знал, что маленькие дети беспрестанно писаются, пускают слюни и при этом ничего не понимают, но обижать отказом подругу не хотелось.
— Хочу.
Лили усадила Гарри ему на колени, показала, как качать его ногой, и с удовольствием потянулась.
— Не представляешь, как болит спина, — пожаловалась она. — Гораздо сильнее, чем после недельного лётного марафона.
В её голосе было столько грусти, что Северус не сдержался и полез не в своё дело:
— Хочешь вернуться?
— Очень, — Лили вздохнула. — Я люблю Гарри, я понимаю, что я ему нужна, но... если бы ты знал, как я скучаю по Джею... и по полётам. И тогда я не могу осуждать Бель.
— За что?
Лили наморщила нос:
— Не важно. И знаешь...
Договорить она не успела, потому что дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась Петунья, чей вздорный характер Северус помнил с детства. Она была на год старше Лили и считала это основанием постоянно совать нос в дела сестры.
— Ага! Я так и знала. Подумать только, какая идиллия! — Петунья пылала праведным гневом. — Только законный муж за порог, этот уже нарисовался. В окно, как всегда!
— Петти...
— Помолчала бы! — одёрнула Лили сестра. — Значит, старая любовь не ржавеет? И давно этот по окнам лазает? Позор-то какой! Бедный Гарри, мало того, что растёт — отца не видит, так ещё и мать загуляла.
— Петунья, уймись! — начал Северус.
— А ты бы молчал! Ходил, ходил, а как дело к женитьбе пошло — сбежал! Опозорил девушку! Не мудрено, что она пошла по рукам! В Лондоне помыкалась и вернулась на сносях. Думаете, я ничего не вижу? Или это твой сынок, а, Снейп?
— Заткнись!
Северус был знаком с крутым нравом подруги, но никогда не видел её в таком бешенстве. Казалось, что сейчас она, как кошка, вцепится в лицо Петунье, не ограничившись самыми страшными обвинениями. Северус знать не знал ни Вернона, ни Дадли, но теперь даже знакомиться с ними бы не захотел. Он лишь сильнее прижал к себе Гарри, который, казалось, раздумывал, реветь или нет, а потом вдруг почувствовал, как стало тепло. Вот ведь!
— Лили, он описался! На меня!
Именно в этот момент подруге удалось вытолкать сестру из комнаты, и она повернулась к Северусу. Раскрасневшаяся, похожая на валькирию, она упёрлась руками в бока и гневно сдула со лба прилипший медно-золотой локон:
— И что? Подумаешь! Зато ты точно будешь гулять на его свадьбе!
Спорить Северус не стал. Во-первых, бесполезно, а во-вторых, уже ничего не изменить. Он передал расплакавшегося ребёнка Лили и, пообещав ещё заходить, полез в окно, запоздало думая, что выходить через дверь было бы гораздо приличнее.
Гулять на свадьбе младшего Поттера он точно не собирался, но намоченные им форменные брюки требовали внимания. Помогла мать, впервые не упрекнув за испорченную одежду.
Отпуск пролетел быстро и запомнился долгими вечерними разговорами с отцом. Северусу казалось, что они за всю жизнь столько не говорили, и если поначалу он ограничивался односложными ответами, то потом и его прорвало. Началось всё с вопроса, который уже набил оскомину: «Будет ли война с Германией, и как скоро?»
— Будет. Мы готовимся, но пока мы отстаём. Нам не хватает самолётов, нам не хватает пилотов, но мы будем драться.
— Ты уверен?
— Да.
— Но пишут же, что Германия нацелена в другую сторону. Есть ещё Франция...
— Когда она падёт, придёт наш черёд.
Северус и сам не заметил, как заговорил словами Малфоя, но они произвели на отца сильное впечатление. Он тяжело вздохнул и поинтересовался:
— У тебя закурить не будет?
Впервые они курили вдвоём на крыльце, молча разглядывая гаснувшее небо. И Северус вдруг понял, что отец впервые признавал его равным. Он и не думал, что это будет так приятно.
Северус трясся в поезде и жалел, что не договорился с Малфоем встретиться в Лондоне. Тогда дорога обратно не казалась бы такой долгой и унылой. Когда смотреть в окно надоело, Северус устроился поудобнее и закрыл глаза. Стук колёс навевал воспоминания. Встреча с Лили оказалась совсем не такой, как представлялось в Уике. И дело было даже не в Гарри, который навсегда встал между ними. Нет. Просто теперь было отчётливо ясно, что их пути разошлись и, наверное, даже навсегда. И Лили в этом точно была не виновата...
— Сев, ты такой...
— Смешной? — перебил Северус. — Говори, не стесняйся.
— Балбес, — Рей едва касался его кожи кончиками пальцев. — Красивый.
— Пф-ф, скажешь тоже.
— Вот я и говорю — балбес.
Северус никогда не задумывался о собственной внешности, но когда слышал в свой адрес «носатый урод», то бил обидчика, не задумываясь. А вот как реагировать, когда вроде бы хвалят? Но всегда можно было сменить тему разговора, и Рей сам показал самый лёгкий и приятный способ.
Поцелуи действовали и на самого Северуса, заставляя терять голову в предвкушении удовольствия, такого острого, что становилось больно, но отказаться от которого было невозможно. Они возились на кровати, поочерёдно оказываясь сверху, и одежда исчезала каким-то совершенно волшебным способом. Взгляд Рея неотвратимо терял осмысленность, и...
— Молодой человек, мне казалось, что вы собирались выходить в Инвернессе.
Северус непонимающе уставился на старую леди, которая трясла его руку.
— Что?
— Через две минуты мы прибываем в Инвернесс.
— Спасибо.
Северус мгновенно проснулся и поднялся, собираясь выходить, а его соседка хитро подмигнула:
— Девушка снилась, да?
— Почему это?
— У вас было такое лицо. Только любовные грёзы...
Он быстро попрощался и вышел. «Любовные грёзы»... знала бы она, что это за грёзы такие!
В Уик Северус вернулся, испытывая очень тёплые чувства. Наверное, так возвращаются домой, где тебя всегда ждут и тебе всегда рады. Первым делом он зашёл в столовую, которая за неимением альтернативы играла роль клуба. Там всегда было шумно и можно было узнать последние новости. Сейчас, к примеру, обсуждали решение командования оснастить их авиастанцию новыми самолётами, и никто не мог сказать какими. Мнения разделились: большинство выступали за «Спитфайры», но зато любители «Харрикейнов» кричали громче, доказывая, что те проще и надёжнее в бою. А ещё Северус узнал, что их авиастанцию решили укрепить за счёт эскадрильи Берегового командования. Новость была отличная, но пока было непонятно, где размещать пилотов. Да и в ангарах места было немного. Хотя, если планируется увеличить количество вылетов, в том числе и ночных...
— Снейп, привет! Зайди в штаб.
— К Маккензи?
— Нет, к Смиту в канцелярию.
Гадая, зачем он мог там понадобиться, Северус отправился в штаб. Смит смотрел в окно, грея руки о кружку с чаем. Он, позёвывая, предложил подождать и долго рылся в бумагах, что-то выискивая. Когда Северус уже начал терять терпенье, тот, наконец, выудил письмо.
— Держи. Это тебе.
Северус взял конверт, узнавая на нём свой почерк и понимая, что это вернулось его письмо Рею. Всё бы ничего, если бы не прямоугольный штамп, перечёркивающий фамилию: «Адресат умер».
***
Северус лежал в своей комнате, бессмысленно пялясь в потолок. Сна не было. Боли тоже. Только пустота. Мысли о смерти казались какими-то ненастоящими и сплошь фальшивыми, потому что такого просто не могло быть. Смерть всегда казалась Северусу каким-то далёким мрачным символом, неизбежно маячащим в конце «жизненного пути». Только вот этот путь должен быть непременно длинным, чтобы успеть всё. Рей не успел, ничего не успел, и от этого становилось обидно. Северус пытался представить себе смерть Рея и не мог, ему просто не хватало воображения.
В голову лезли какие-то глупые и совершенно бессмысленные вопросы: было ли ему больно... страшно... хотя какая теперь разница? Но хуже всего было то, что они с ним так и не поговорили, и Северус не сказал ничего из того, что мог. И Рей умер, думая, что для Северуса он был лишь заменой чему-то серьёзному. Как иногда хотелось откусить дурацкий язык, чтобы никогда не прозвучало то, что вырвалось сгоряча. Теперь-то Северус был готов признать, что Рей был для него чем-то большим, нежели просто другом, и уж точно не дурацким экспериментом, только уже было поздно.
И от этого «поздно» хотелось завыть. Северус уткнулся в холодную подушку, с удивлением обнаруживая, что она промокла от слёз, которых он даже не заметил. Он зажмурился, видя перед собой Рея. Улыбающегося, молодого и очень красивого — теперь-то это можно было признать. Как можно было признаться в том, что скучал по нему и хотел... безумно хотел! И в редкие минуты разрядки представлял себе именно его.
Теперь Северус всё бы сделал по-другому. Абсолютно всё. Только вот это уже было никому не нужно. Потому что поздно. И теперь так будет всегда. Наверное, эта ночь была самой длинной в его жизни. И самой тяжёлой. Северус гладил кожаный ремешок часов и вспоминал, вспоминал, вспоминал...
Утром на построении Северус едва разобрал слова задания, но всё же сумел собраться и, стиснув зубы, отправился в самолётный ангар, где его неожиданно догнал Малфой.
— Северус, что случилось?
— Всё в порядке.
Голос прозвучал глухо и неубедительно. Стоило ли удивляться, что Малфой встревожился?
— Тебе нельзя в таком состоянии за штурвал.
— Я в порядке. В полном.
Но если Малфоя посещала какая-то идея, противиться было совершенно бессмысленно.
— Пайлот-офицер Снейп, я отменяю ваши сегодняшние вылеты. Ступайте к себе.
— Слушаюсь, флайт-лейтенант Малфой.
Северус вытянулся, как положено по уставу, и даже, кажется, щёлкнул каблуками. Малфой холодно кивнул, провожая его задумчивым взглядом. В комнате было совершенно нечем заняться, но почему-то и не хотелось. Северус навзничь упал на кровать и зажмурился, отгоняя навязчивые видения. Теперь ему было больно, но унять эту боль было нечем, разве что только продолжать ковырять рану. Это было лишь справедливо — кому-то должно быть больно...
Малфой появился через несколько часов и, достав из кармана фляжку, молча протянул её Северусу. Разобрать по вкусу, что за пойло обожгло горло и согрело желудок, не удалось, но почему-то стало немного легче. Возможно, оттого, что Малфой, по-прежнему не говоря ни слова, уселся на его кровать и стиснул руку. Северус сделал ещё пару глотков и совсем не удивился, когда Люциус ещё раз сжал его предплечье и тихо сказал:
— Рассказывай.
Почему нет? Северус зажмурился и выдохнул:
— Рей погиб.
Люциус не стал ничего спрашивать, он просто держал его за руку, и это помогало не захлебнуться словами. Северус рассказывал о своём коротком романе, не жалея себя и даже мечтая, чтобы Малфой в ужасе отпрянул и сбежал. Это было бы объяснимо и справедливо, чего уж там! Но Люциус просто держал его за руку и слушал, кажется, даже не осуждая, что совершенно не укладывалось в голове. Северус ещё трижды прикладывался к фляжке, прежде чем у него иссяк поток слов, и показалось возможным спросить:
— Люциус, тебе разве не противно?
— Нет.
— Но я же... педик... оказывается.
— Нет, Северус, ты просто человек.
— А ты не боишься, что я начну приставать к тебе?
— Нет.
— Почему?
— Потому что ты хороший человек, — Люциус говорил терпеливо, будто с ребёнком. — И ты никогда не попытаешься добиваться своего силой.
Такое Северусу даже в голову не приходило, о чём он тут же попытался сообщить, но Малфой не стал его слушать. Он стянул с него сапоги, укутал одеялом и даже потрепал по плечу:
— Теперь спи.
Северус ощутил себя настолько опустошённым, что действительно закрыл глаза и уже сквозь сон почувствовал, как Люциус поднялся с кровати и тихо вышел, погасив свет.
Он проспал до следующего утра и, увидев Малфоя на построении, испытал лёгкий приступ паники, замешанный на стыде от своих признаний. Но Люциус сделал вид, что не произошло ничего сверхъестественного, словно каждый день выслушивал подобное. Очевидно, он не собирался придавать открывшимся пристрастиям Северуса какое-то значение, и это очень сильно успокаивало. А ещё очень удачно выпала месячная командировка на полигон в Пенросе.
Северус с головой ушёл в отработку навыков стрельбы по движущимся целям, и его радовал плотный график учебных вылетов. За штурвал они садились на рассвете и лишь в сумерках загоняли самолёты в ангары. Это были первые совместные тренировки истребителей и бомбардировщиков. Учебные «Фьюри» образовывали звенья из трёх машин и атаковали наземные цели, в то время как парни на «Оксфордах» сбрасывали свои учебные бомбы. Если о чём и можно было пожалеть, так это о том, что парк учебных самолётов настолько устарел. Северус мечтал о «Спитфайре».
«Фьюри» был оснащен двумя пулеметами «виккерс», стрелявшими через втулку винта с помощью механизма Константинеску, предохранявшего от попадания в лопасти. Атаки наземных целей сопровождались стрельбой по полотнищу, буксируемому «Хартом» или «Одэксом». Это нравилось Северусу больше всего. Он с лёгкостью представлял, что чувствовали прославленные летчики, такие как Болл, Мэннок, Бишоп и Рихтгофен, когда пикировали на врага. После пары таких стрельб по воздушной мишени он стал добиваться весьма точных попаданий в полотнище, и появилось желание отработать эти навыки в бою. После гибели Рея его отношение к смерти стало довольно прохладным, и она перестала его страшить, а раз так, то и предстоящие сражения виделись в новом свете.
— Северус, Грипхук сделал модель «Спитфайра», — Люциус с наслаждением затянулся сигаретой, глядя в чернеющее небо. — Скажи адрес, куда послать.
Надо же! А Северус уже и забыл о том разговоре, зато точно знал, что Гарри игрушке обрадуется, хотя, конечно, хвост «Спитфайру» обгрызть может.
— Сколько я должен?
— Считай это подарком, — улыбнулся Малфой. — Он был мне должен за одну небольшую услугу, которая мне ничего не стоила.
— Но тогда ты мог отдать игрушку сыну.
— Ему перепал новый «Харрикейн», так что он не в обиде.
— Но я не могу...
— Прекрасно можешь. Но если хочешь, можешь оплатить почтовые издержки.
— Спасибо. Гарри будет рад.
— Гарри?
— Его так зовут, — Северус стряхнул пепел. — Гарри Поттер.
— Хорошее имя, — одобрил Люциус. — А ты знаешь, что Поттера и Блэка переводят к нам в Уик?
***
Напрасно Северус опасался продолжения былой вражды с компанией Поттера. Хотя, может, дело было просто в том, что их поселили далеко друг от друга, а график вылетов совершенно не совпадал. Вот и получалось, что они не видели друг друга неделями, а при встречах были настолько измотаны беспрестанными тренировками, что сотрясать воздух в спорах не хотелось. Да и смысла особого в этом не было — после женитьбы Поттера словно подменили, и он больше не стремился бросить вызов Северусу. Ни в чём. Даже когда летом были отменены все отпуска.
Вечерние разговоры с Малфоем превратились в традицию. Люциус отлично разбирался в политике и мог простыми словами объяснить, что же стоит за газетной шумихой. И именно он предсказал, что признание Британией законности аншлюса приведёт к большему позору, чем и стало, в конце концов, Мюнхенское соглашение.
— Чемберлен может сколько угодно говорить о том, что привёз в Британию мир, но его политика умиротворения лишь усиливает Германию.
Люциус задумчиво разглядывал огонёк сигареты и морщился, словно от зубной боли. Северус прекрасно помнил его рассказы о прогерманском блоке в правительстве, и об опасениях, что условия мира окажутся для Британии губительными.
— Люциус, но ты ведь говорил, что Гитлер рвётся на восток. Может...
— Когда он войдёт в Польшу, все эти договорённости не будут стоить и пенса. Мы стремительно теряем контроль над Германией, и даже ультраправые не испытывают восторга по этому поводу.
— Откуда ты знаешь?
— Агрессор неизменно входит во вкус, желая большего, и остановить его может только сила.
— Чемберлен не хочет войны.
— Это не значит, что её не будет. И в этот раз Ла-Манш не станет преградой.
Об этом говорили все, но как же хотелось верить, что война обойдёт Британию стороной. Одно дело — воевать в небе Франции, как предрекал Уоттерс, и совсем другое...
— Люциус, но мы ведь к этому не готовы.
— Ты прав. Но это ничего не меняет.
Похоже, что, невзирая на все речи и заверения Чемберлена, командование Королевских ВВС имело своё видение происходящего, результатом чего стали совместные учения с ВВС Франции с целью проверки противовоздушной обороны. Всю неделю учений авиастанция в Уике была на военном положении. Эскадрильи истребителей взлетали по тревоге, пытаясь перехватить «агрессора» из Бомбардировочного командования или французской бомбардировочной авиации.
Северусу хотелось ругаться, потому что только один из десяти вылетов оказывался успешным. Стало понятным, что без управления с земли при помощи радаров, помогающих обнаружить цель и наводящих на неё, можно рассчитывать только на удачу, которая, как известно, была очень капризной леди. Приходилось полностью полагаться на информацию с наземных наблюдательных постов, а та передавалась с задержками, приводя к неудачным перехватам.
Кроме того, обнаружились огромные бреши в руководствах по тактике ведения боя, в частности, методики атаки превращали пилотов в «сидячих уток» для хвостовых стрелков «Веллингтонов», «Хемпденов» и «Уитли». Эти учения многое дали всем, но прежде всего командование озаботилось разработкой усовершенствования тактики. И возможно, ещё не стало слишком поздно.
Когда учения закончились, и жизнь вошла в привычный ритм, Северус затосковал. Ему совершенно точно надо было себя чем-то занять, чтобы только не оставаться наедине с собой. Воспоминания о Рее преследовали его, заставляя мечтать о несбыточном и размышлять, как всё могло бы сложиться, не будь Северус таким идиотом. А ещё он постоянно пытался подловить Малфоя на изменившемся к нему отношении, и когда этого не получалось, в голову лезли совсем уже дурацкие мысли. Например, что означала та фраза о том, что добиваться его силой — плохая идея. Это был намёк? И именно поэтому он проявил такое участие и понимание? Северус терялся в догадках и отметал самые нелепые.
— Снейп, надо поговорить!
Слова Поттера застали Северуса врасплох, поэтому вместо того, чтобы отмахнуться чем-то вроде «у тебя есть Блэк, с ним и говори», он настороженно остановился:
— Что-то случилось?
— Да как тебе сказать, — Поттер огляделся и кивнул в сторону навеса: — Покурим?
За те пару сотен шагов, что отделяли их от места для курения, Северус уже нарисовал себе множество жутких картин, поэтому не успел Поттер затянуться, как он спросил:
— Что-то с Лили?
— Да. Ты же знаешь её сестру. Они не ладят.
Северус вспомнил последнюю отвратительную сцену и согласно кивнул:
— Петунья — та ещё стерва.
— Вот, — Поттер долго рассматривал дымящуюся сигарету, прежде чем взглянуть на Северуса. — Она говорила, что ты по ночам лазил в окно к Лили...
— Вот сука!
— Я знаю, что это неправда, но всем же не заткнёшь рты! К тому же она права...
— Сдурел, что ли?!
— Я не об этом. Она права, что место жены рядом с мужем, а вовсе не в доме её родителей.
— Но у тебя же нет своего дома.
— Нет, — согласился Поттер. — Поэтому я снял полдома в Уике.
Северус уже догадался, что последует дальше, но всё равно спросил.
— И что?
— Лили и Гарри приезжают послезавтра.
— Поздравляю. Только зачем ты мне это говоришь?
— Не догадываешься? — Поттер сплюнул себе под ноги и зло взглянул на Северуса. — Я могу понять, что вы друзья и всё такое, но если ты начнёшь ходить к ней в гости, когда меня нет...
— Но...
— Уик ещё меньше вашего дурацкого Коукворта, и если ты её хоть чем-то скомпрометируешь... ты меня понял?
— Но ведь Лили не такая...
— Я знаю! — Поттер бросил окурок мимо урны и сердито растёр его сапогом. — И ты знаешь, и Сириус знает, но есть ещё люди. И я не хочу, чтобы они на неё косо смотрели. Ты меня понял?
Северус кивнул. А что ему ещё оставалось?
— Понял, — и зачем-то уточнил: — Мы с ней переписываемся.
— Я знаю, — Поттер поморщился и нехотя добавил: — Спасибо за самолёт. Гарри он очень понравился.
Глядя вслед уходящему Поттеру, Северус вздохнул. Глупо, наверное, будет переписываться, находясь так близко, но зато он точно будет знать, что у Лили всё хорошо. Он метко зашвырнул потушенный о подошву окурок в урну и отправился к себе. Интересно, а почему Люциус не перевёз семью в Уик? Хотя... у него в Лондоне, наверное, огромный дом и слуги в этих — как их там? — ливреях. Да и приезжают они к нему и так каждую неделю, так что, наверное, он не успевает соскучиться. А где они встречаются? Мысли потекли совершенно в другом направлении. Почему-то представилось, что Люциус тоже снимает полдома в Уике. Да что полдома — дом! И когда к нему приезжает Нарцисса, они там уединяются.
Кровь прилила к лицу, стоило представить себе «супружеские обязанности» в исполнении четы Малфоев. Северус себя, разумеется, одёрнул, но мысли-то никуда не делись.
***
С началом зимы Маккензи сделал обязательными тактические занятия, которые раньше проводились исключительно, чтобы разобрать ошибки пилотов. Недовольство Северуса недостатком лётных часов быстро пресёк Люциус, задав несколько вопросов по теории, хорошо зная его слабые места. Наверное, это был нечестный ход, но Северусу пришлось признать свою неправоту. Кроме того, он любил учиться.
— Как вам хорошо известно, от побережья до любого пункта Англии можно было долететь не более чем за двадцать минут, — Уоттерс никогда не повышал голос, но слышно его было просто отлично. — Кто мне ответит, за сколько минут набирает боевую высоту «Харрикейн»?
Ответ знали все.
— За десять.
— Таким образом, как перехватить бомбардировщики противника раньше, чем те сбросят бомбы?
Решение Северусу не нравилось, но он решил его озвучить:
— Это возможно только в том случае, если в момент объявления воздушной тревоги истребители будут находиться в воздухе, осуществляя непрерывное патрулирование. Но этого можно добиться лишь при наличии в стране огромных сил истребительной авиации.
— Разумно. Именно к таким выводам пришли и в штабе ВВС. И это породило убеждение, что все средства ПВО: истребители, зенитная артиллерия, прожекторы, аэростаты заграждения, звукоулавливатели и наблюдательные посты службы ВНОС — могут быть только частью, причем не главной, нашей защиты от воздушного нападения противника.
Северус переглянулся с Люциусом. Накануне они как раз обсуждали смену военной доктрины, недоумевая, почему столько внимания уделялось подготовке экипажей бомбардировщиков. А Уоттерс развивал тему:
— Действительное разрешение этой проблемы, по мнению штаба ВВС, заключается в проведении наступательных форм борьбы, в снижении эффективности налетов авиации противника путем ее уничтожения на земле и в воздухе. Следствием этого должно было явиться завоевание нашей авиацией господства в воздухе над территорией противника, что значительно облегчило бы задачу уничтожения его военного потенциала. Сущность хорошо организованной воздушной войны заключается в наступлении, а не в обороне.
— И как эта доктрина отразиться на нас? — Люциус не скрывал недовольства ситуацией.
Уоттерс покачал головой и понимающе усмехнулся:
— Практическое проявление наступательного характера нашей авиационной доктрины в мирное время выразится в том, что при формировании новых частей английских ВВС в период их расширения на каждую истребительную эскадрилью будет приходиться минимум две бомбардировочные эскадрильи.
— Хорошо, — Люциус поморщился. — Но мы всё ещё проигрываем время при обнаружении противника. Где все те радиолокационные станции, о которых начали говорить больше двух лет назад?
— Мне нравится ваш подход, флайт-лейтенант Малфой, как и понятна суть вашего недовольства, — ничуть не смутился Уоттерс. — Пока построили и запустили в работу одиннадцать станций, ещё двенадцать встанут в строй в следующем году, и таким образом к сороковому году у нас будет приличная радиолокационная сеть, позволяющая обнаружить самолеты, летящие на средних высотах на удалении до ста шестидесяти километров от берегов Британии.
— Но ведь это позволит не держать всё время в воздухе истребители.
— Именно, — Уоттерс едва заметно улыбнулся. — Кто вам сказал, что доктрина не может меняться?
Однако события в мире менялись гораздо быстрее, чем пресловутая доктрина. Разделённая Чехословакия была поглощена Германией с элегантностью опытного иллюзиониста, на очереди была Польша. Северус не понимал, как Люциусу удаётся делать выводы, которые оказывались пророческими, а тот терпеливо объяснял:
— Смотри, что Гитлер предлагает Польше взамен на «выпрямление» её границ данцигским коридором, — Люциус начал загибать пальцы: — Это свободная гавань в Данциге и признание претензий на Украину.
— И всё?
— Негусто, правда? Неудивительно, что поляки не согласились. Зато Чемберлен, наконец, понял, до чего довела его «политика умиротворения». И его речь на выступлении в Палате Общин тому доказательство.
— А что он сказал?
Северус читал ту речь, но за красивой словесной мишурой не увидел особого смысла. Иное дело — Люциус, который знал, куда смотреть.
— Всего-навсего, что в случае, когда независимость Польши окажется под угрозой, правительство Британии намерено всеми находящимися в его распоряжении средствами гарантировать эту независимость. Если даже Америка нарушила свою доктрину Монро, — заметив непонимание во взгляде Северуса, Люциус пояснил: — Вмешалась в дела Европы.
Северус и сам не заметил, когда стал безусловно доверять мнению Люциуса, восхищаясь его складом ума и проницательностью. И уж точно он ни за что бы не променял их традиционные вечерние беседы на отдых. Потому что отдыхать он не любил, да и не хотел, чего уж там. На отдыхе его посещали совершенно идиотские мысли и потрясающе возмутительные фантазии. Признав свои нетрадиционные влечения, Северус выпустил из бутылки джина, с которым больше не мог совладать.
Было намного проще думать об этой стороне своей натуры как о банальном любопытстве и случайном эксперименте. Масла в огонь плеснул, конечно же, Поттер, заявивший, что «Снейп ведёт себя, как комнатная собачка Малфоя», шутку поддержал Блэк, все посмеялись и, кажется, даже забыли, но осадочек остался.
Чтобы доказать самому себе, что всё не так, Северус пожертвовал вечером. В Уике он познакомился с весёлой девицей, которая, судя по многообещающему взгляду, была не прочь весело провести время с офицером Королевских ВВС. Он угостил её пивом, она недолго поломалась и, признав, что «это у неё впервые», напилась с одной кружки. Северус не знал, что с ней делать дальше, потому что она вдруг начала к нему льнуть и жаловаться на горькую судьбу и французского офицера, который был «таким обходительным».
— Проводишь меня домой, Северус?
Девица хихикала и накручивала на палец длинный белый локон. В её взгляде плескалось такое откровенное предложение, что отказался бы только идиот.
— Конечно.
Сидевший за соседним столиком флайт-сержант Смит глумливо усмехнулся и отсалютовал кружкой. Северус подхватил девицу за локоть и вывел из паба. Та зябко укуталась в тонкое пальтишко и, покачиваясь, повела его куда-то, наверное, к себе домой.
— Тс-с! — она икнула и показала на тёмное окно. — Сможешь туда залезть?
— Смогу.
— Тогда стой тут. А когда я зажгу лампу и сделаю так, — она нарисовала в воздухе круг, — то открою окно. Только ты тихо, у меня хозяйка строгая.
Северус уверил её, что всё будет тихо, и девица наградила его мокрым поцелуем, обещая большее. Слегка покачиваясь, она пошла в дом, а Северус остался на улице, вспоминая, как же зовут его новую знакомую. Точно не Мари... может, Энид? Он поднял воротник куртки и закурил, коротая время, и вдруг услышал скрип открывшегося соседнего окна.
— Сев, ты что здесь делаешь? Ко мне пришёл?
Нет, не так он представлял себе встречу с Лили. А подруга накинула на плечи шаль и выглянула в окно, проверяя, нет ли кого поблизости, после чего похлопала по подоконнику:
— Заходи!
— А где Поттер?
— Дежурит.
Конечно же, Лили ничего такого не имела в виду, и оскорблять её собственными мыслями не хотелось, как не хотелось и портить её репутацию.
— Нет, Лилс, я как-нибудь потом. Днём. Когда Поттер дома будет. Ты не подумай...
Именно этот момент выбрала её развесёлая соседка, чтобы начать рисовать круги и открывать окно.
— Северус... — тихо позвала она.
— Ах, вот оно в чём дело! — Лили сердито поджала губы и громко поинтересовалась: — Берта, ты опять за своё?
— Это не то, что ты подумала, — залепетала та.
— Развлекайтесь!
Лили закрыла окно, хлопнув им сильнее, чем требовалось, а Северус молча отступил в тень и отправился к себе. С женщинами ему определённо не везло.

@темы: Севолюц, Фики мои, Фандомное, Снежная история, Снейсибер, Когда растает снег
LediRA
- Календарь записей
- Темы записей
-
1195 Настроенческое
-
891 Фандомное
-
808 Просто так
-
484 Привет
-
404 Фики мои
-
305 Потырено
-
247 Арты к фикам
-
133 GO
-
116 Снарри
-
100 Севолюц
-
91 Поздравляю
-
66 Снейпоблэк
-
52 Понравилось
-
46 ФБ
-
43 Всё просто
-
40 ГП
-
40 Мик Игнис
- Список заголовков